Но сказать что-либо уже не было времени.
– Вернись ко мне, – прошептал Кин. – Пожалуйста.
Юкико ничего не ответила, на глаза навернулись слезы. Он взял ее за руку, латунная перчатка коснулась пальцев с нежностью падающих снежинок. А потом она отшагнула, чувствуя, как разрывается в груди сердце, и боль была настолько реальной, что во рту появился привкус крови.
– Прощай, Кин.
– Не говори так…
– Слишком поздно, – улыбнулась она, и по щекам потекли слезы. – Поздно. – Низко опустив голову, Юкико повернулась и пошла прочь.
Стая Края вечных бурь приветствовала Хана и Юкико одобрительным ревом, когда грозовой тигр взмыл в вышину. Танцующая с бурей, как всегда, сидела у него на спине.
Арашиторы видели обожание в глазах детей обезьян на неболётах, устремленных на маленькое существо, цепляющееся за перья Хана, – на крошечную девочку, которая подняла на борьбу целые народы одним лишь звуком своего голоса.
Если кто-то и мог вернуться из черных и леденящих глубин, то лишь она. Юкико.
Она говорила вслух, но голос звенел и в Кеннинге, в сознании каждого арашиторы, обжигая жаром бледного белого пламени.
Кайя зарычала, протяжно и низко.
Шай кружила рядом с Буруу.
Рев стаи эхом отдавался в Кеннинге, а мысли арашитор сливались в единое целое.
Сукаа зарычал низко и глубоко, устремив изумрудные глаза в сгущающийся мрак.