На ложе лежал, раскинувшись, старый сатир. Его глаза небесно-голубого цвета внимательно следили за каждым нашим шагом. Курчавые волосы были совсем седыми, и такой же седой была его острая бородка. Даже шерсть на козлиных ногах белела проседью. Голову сатира украшали огромные рога, блестящие, коричневые и развесистые. Да, такие рожки не спрячешь под шапку, как это частенько делал мой друг Гроувер. Шею старого сатира обвивал шнур, на котором висела свирель.
Гроувер упал на колени перед кроватью.
— Повелитель Пан!
Бог снисходительно улыбнулся, но грусть в его глазах не растаяла.
— Гроувер, мой дорогой, храбрый сатир! Долго же мне пришлось тебя дожидаться.
— Я… я заблудился, — смущенно пролепетал мой Друг.
Пан расхохотался. Что за чудесный смех! Это было похоже на то, как шумит первый весенний ветерок, от этих звуков вся пещера словно наполнилась свежестью. Тигроволк вздохнул и положил голову на колени богу, птица додо доверчиво возилась около самых его копыт, смешно клекоча. Я мог бы поклясться, что она тихонько насвистывала «It’s a Small World».[21]
Но сам бог Пан казался каким-то утомленным, весь его облик был неясным, словно вылепленным из Тумана.
Оглянувшись, я увидел, что все мои спутники преклонили колени, в глазах их отчетливо читался почтительный страх. Тогда я тоже опустился на колени и, смутившись, глупо пробормотал:
— Ваша птица додо умеет свистеть.
— Умеет. — Глаза бога лукаво блеснули. — Ее зовут Диди, это моя маленькая артистка.
Диди с обиженным видом подняла головку, легонько клюнула колено Пана и принялась насвистывать что-то, явно напоминающее траурный марш.
— Это самое прекрасное место на свете! — воскликнула Аннабет. — Ни одному архитектору еще не удавалось создать такого дивного сооружения.
— Мне приятны ваши слова, дорогая, — отозвался Пан. — Это один из последних на земле необитаемых уголков. Боюсь, моему царству там, наверху, пришли последние деньки. Остались лишь эти крохи, миниатюрные островки, где гнездится жизнь. Например, этот. Но он тоже недолго протянет. К сожалению.
— О мой повелитель, — заговорил Гроувер, — прошу вас, возвращайтесь со мной на землю, иначе копытные старейшины никогда не поверят, что я вас встретил. Увидев же вас, они будут вне себя от радости! Вы можете спасти нетронутые уголки дикой природы!
Пан опустил ладонь на голову сатира, взъерошил его курчавые волосы.
— Ты еще так молод, мой сатир. Так добр и так правдив, наивное дитя. Но я уже сделал выбор.
— Выбор? — изумился Гроувер. — Я… я что-то не понимаю.
Не успел он договорить, как силуэт Пана стал расплываться и через мгновение обратился в дым. Морская свинка с испуганным писком прыгнула под кровать и там притихла. Мохнатый мамонт беспокойно заворчал. Птица додо спрятала головку под крыло. И тут же Пан снова принял свой прежний облик.
— Целая вечность миновала, пока я спал, — отрешенно зазвучал его голос. — Сны мои были печальны. Я просыпался снова и снова, и с каждым разом мое бодрствование было все короче и короче. Теперь конец уже близок.