Божьи дворяне

по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии — плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими конями;

по третьей — привязан к 4 диким лошадям и разорван ими на части; по четвертой — брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся;

по пятой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, много лет служившего Великому Хану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все монголо-татарские владения) — заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ — и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»!

В 1261 г. мамелюкский султан Египта половец Бейбарс пригласил единственного уцелевшего после монгольского погрома Аббасида — дядю (по другим сведениям — брата, или самозванца, выдававшего себя за такового!) убитого татарами халифа Мустасима — к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в Каире аббасидских халифов как гарантию легитмности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой всех мусульман мира (его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха, и ассасины, признававшие — и, между прочим, признающие до сих пор! — своим главой потомка «Горных Старцев» — Ага-Хана).

Разрушение столицы багдадских халифов монголами (переделавшими дворец казненного ими халифа в резиденцию несторианского митрополита-католикоса) вселило страх в сердца всех магометан мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость — в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «второго Вавилона» (христиане называли Каир «первым», а Багдад — «вторым Вавилоном»), и даже величали татарского хана Хулагу «Вторым Константином», отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан. Следует заметить, что к описываемому времени монголы уже захватили 2 крупнейших города тогдашней Ойкумены, принадлежавшие мусульманам и не уступавшие по размеру и богатству самому Константинополю — Самарканд и Бухару. Теперь, после падения Багдада, в руках мусульман остались только 3 сравнимых по размеру города — Дамаск (в Сирии), Каир (в Египте) и Кордова (в Испании). Эти города входили в «первую пятерку» мегаполисов, известных тогдашнему христианскому миру, в то время как крупнейшие города «латинской» Европы — Париж, Венеция и даже Первый (Ветхий) Рим на Тибре! — значительно уступали им во всех отношениях, входя, по мнению Л. Н. Гумилева в «третью десятку»…

Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения монголов на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум (Гетум) Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору Великого Хана монголов Менгу. Хетум получил от Менгу-Хана ярлык, утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей.

Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Леванта, нашла положительный отклик у всех христиан Ближнего Востока. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей «франкских» государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также грузинские воинские контингенты) влились в ряды монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью магометан.

В результате монгольских «желтых крестоносцев» благословил на Крестовый поход против магометан не только несторианский Патриарх, но и другой католикос Леванта — Патриарх армян-монофизитов.

Совместный поход христиан и монголов против Северной Сирии начался в сентябре 1259 г. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и мусульманское население города были перерезаны. После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 г. добровольно открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 г., когда халиф Омар, друг пророка Магомета, отвоевал этот город у Византии для мусульман, прошло более 600 лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановление позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.

Первым из них была последовавшая в 1259 г. неожиданная смерть Великого Хана монголов Менгу и разгоревшаяся в связи с этим среди монгольских ханов борьба за власть, вторым — военное столкновение между монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголов, третьим — головокружительный взлет египетского военачальника Кутуза, ставшего новым султаном страны пирамид. После падения Дамаска монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого Хана. Однако султан мамелюков Кутуз, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монголо-татарским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю — Хорезмшаху Мухаммеду. Отныне война монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой Востока стала совершенно неизбежной.

Если бы не внезапная смерть Великого Хана Менгу, монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, преувеличенным) не меньше 100 000 сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска, грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Великого Хана в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время Вату, полководец бывшего Великого Хана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Бату-Хан в 1241 г., опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Великого Хана и о созыве курултая (Верховного Совета, или съезда, всех ханов рода Чингисидов) он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгу-Хана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.

Оставшаяся в Сирии часть татаро-монголов, во главе с отважным полководцем Китбугой-нойоном (найманом, т. е. киданем, или кара-китаем, по происхождению), исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (который многие монголы-христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в «Желтый Крестовый поход» (при поддержке православных грузинских и монофизитских армянских отрядов, а также католического войска князя Боэмунда Антиохийского), с целью освободить от мусульман Святой Град Иерусалим, сошлась с мамелюками египетского султана Кутуза (которыми командовал будущий султан — эмир Бейбарс) в битве под Айн Джалутой, неподалеку от Наблуса (3 сентября 1260 г.). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский военачальник Китбуга был взят сарацинами в плен и, после категорического отказа отречься от Христа, обезглавлен по приказу султана Кутуза. Вторая битва с мамелюками, под Хомсом (10 декября того же 1260 г.), одержанная тем же Бейбарсом, но уже в качестве султана Египта (за прошедшее время он успел устранить Кутуза), также окончившаяся поражением монголов, лишила их власти над Сирией. Мамелюки, победе которых способствовали и происходившие во многих случаях нападения рыцарей Ордена Храма на отдельные монгольские отряды (чем при этом руководствовались тамплиеры, нам неведомо — возможно, желанием отомстить за гибель своих собратьев по Ордену в битве с монголами под Лигницей в 1241 г. или дружбой с ассасинами?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования христианских государств на Переднем Востоке.

Если бы монголам удалось прорваться в Египет, то восточнее Марокко очень скоро не осталось бы крупных исламских государств. Магометане Азии были слишком многочисленны, чтобы, при тогдашнем уровне развития техники массового уничтожения (несмотря на имевшийся, в частности, у монголов, хотя и не только у них, богатый опыт в этой области!), истребленными поголовно, но, потерпев поражение от монголов, они наверняка утратили бы свое господствующее положение на Востоке навсегда (или, во всяком случае, надолго). Победа христианина Китбуги послужила бы мощным стимулом развития симпатий всех монголов к христианству. Победа мамелюков при Айн Джалуте превратила их Египетский султанат в сильнейшее государство Ближнего Востока на целых 2 столетия, вплоть до нашествия среднеазиатского завоевателя Тимура (Тамерлана) и возникновения турецкой Османской империи. Она положила конец влиянию местных азиатских христиан, усилила позиции мусульманской части населения, ослабила позиции его христианской части (подвергшейся массовым репрессиям со стороны мусульман), и тем самым побудила осевших в Западной Азии монголо-татар к принятию ислама.

Тем временем положение «латинян» в Святой Земле становилось все менее предсказуемым. Между венецианцами и генуэзцами произошло очередное серьезное военное столкновение. Театром военных действий на этот раз стали прибрежные воды между Акконом и Тиром, а также сам город Аккон. В 1258 г. состоялось крупное морское сражение между флотами двух морских республик-соперниц. Генуэзскому флоту, насчитывавшему 48 галер, в этом сражении противостоял объединенный флот венецианцев и пизанцев, общей численностью 38 галер. В ожесточенной морской баталии генуэзцы потеряли 24 корабля и 1700 человек. Не менее ожесточенный характер носили уличные бои между венецианцами, пизанцами и генуэзцами в самом Акконе, в ходе которых пылкие итальянцы сожгли полгорода. В боях использовались даже камнеметные машины. При этом тамплиеры и тевтонские рыцари (на этот раз забывшие собственные распри и выступившие единым фронтом) поддержали венецианцев, а иоанниты — генуэзцев. В уличных боях верх одержала венецианская партия, и генуэзцам пришлось покинуть свои дома в Акконе. Они сдали свою недвижимость на хранение в акконский Дом иоаннитов и ушли из Акры. Перед уходом генуэзцев с них взяли унизительную клятву не возвращаться в Аккон в течение 3 лет.

Не менее ожесточенная борьба разгорелись и вокруг короны Иерусалимского королевства. Боэмунд VI, князь Антиохийский, от имени своего малолетнего племянника, короля Гугона II Кипрского, предъявил претензии на королевскую власть. Сирийские бароны, венецианцы, пизанцы, тамплиеры и тевтонские рыцари признали королем Гугона, в то время как иоанниты, генуэзцы и каталонцы отклонили его кандидатуру, заявив, что подлинным наследником является сын Конрада IV Гогенштауфена, Конрадин (внук императора Фридриха II). Так бывшие заклятые враги Фридриха II, неожиданно для многих, стали поборниками Гогенштауфенов, а всегда поддерживавшие императора Фридриха тевтонские рыцари — врагами его внука Конрадина.

14. Султан мамелюков Бейбарс

Головокружительная карьера кумана (то есть половца, — хотя, по другим сведениям, он был черкесом) Бейбарса, ставшего, после мамелюка Кутуза, султаном Египта и тем самым всемогущим повелителем сильнейшей, не подчиненной монголами исламской державы, кажется поистине фантастической. Совсем юным рабом Бейбарс прибыл в Сирию, был продан эмиру Хамы, а тот, в свою очередь, перепродал его султану Египта. Включенный в гвардию телохранителей султана, он отличался мужеством, храбростью и мастерским владением всеми видами оружия, обратив благодаря этому на себя внимание султана. Бейбарс быстро сделал карьеру, стал начальником султанских телохранителей, а затем и эмиром. Проявив себя способным военачальником в многочисленных сражениях, в особенности — в победоносной битве с крестоносцами при Газе в 1244 г., он по праву вошел в когорту наиболее способных мамелюкских стратегов. Прирожденные воинские способности удачно сочетались в нем со способностями государственного мужа (также прирожденными, хотя, возможно, и благоприобретенными). С одной стороны, Бейбарс был подлинным кладезем идей и искусным тактиком в деле их практического претворения в жизнь. С другой стороны, он никогда не стеснялся в средствах для достижения поставленных целей. При заключении договоров со своими христианскими противниками он знал заранее, что не будет их соблюдать. При этом Бейбарс не стеснялся прямого обмана. Коварный и вероломный, он играл решающую роль и в успешном заговоре против своего государя — последнего преемника курдской династии Саладина на троне султанов Египта.

В конце 1261 г. Бейбарс, сместив и ликвидировав своего предшественника Кутуза, а также заручившись духовными покровительством последнего аббасидского халифа, которого он поселил в Каире и сделал своей покорной марионеткой, выступил в свой первый (в качестве султана, разумеется!) поход против сирийских христиан, а именно — против князя Боэмунда Антиохийского, особенно ненавистного ему из-за своего союза с монголами. Надо сказать, что Бейбарс ненавидел монголов и всех, кто был с ними связан, буквально всеми фибрами души. Куман (половец) по происхождению, он, вероятно, был взят ребенком в плен монголами при разгроме ими половцев-кипчаков и потом уже продан на Ближний Восток. Бейбарс вторгся в земли Боэмунда, опустошил их, разрушил его порт Сен-Симеон (гавань Святого Симеона), и сжег стоявшие в гавани корабли.

Христиане, среди которых по-прежнему отсутствовало единство, продолжали тем временем воевать между собой. Все они — сирийские бароны, соперничавшие между собой итальянских морские города и духовно-рыцарские Ордены — конечно, знали, что имеют в лице Бейбарса своего злейшего врага, систематически захватывавшего у них замок за замком и город за городом, неуклонно все больше сужая жизненное пространство и экономическую базу христианских областей. Тем не менее, «латиняне» никак не могли прийти к согласию между собой, чтобы соединенными силами начать борьбу с этим врагом. Бейбарс, под властью которого исламский мир был объединен в одно целое, как во времена Саладина, постоянно укреплял свою военную мощь, как путем усиления армии, так и путем строительства самых современных военных машин, которым не могли долго противостоять фортификационные сооружения сирийских «франков». Даже гарнизон такого выдающегося с точки зрения фортификации замка иоаннитов, как Крак де Шевалье был, в результате многократных приступов, минных работ и применения осадных орудий, принужден к сдаче. Повсеместное ослабление среди крестоносцев благочестия и распространение безнравственности в крестоносных государствах, приведшие, в свою очередь, к упадку боевого духа у христиан, также играли на руку Бейбарсу.

В отношении духовно-рыцарских Орденов, как единственных военных сил Святой Земли, еще сохранивших боеспособность в полном смысле слова, султан Бейбарс был еще более беспощаден, чем в отношении кого бы то ни было другого, ибо знал, что именно их укрепленные замки все еще продолжали оставаться становым хребтом обороны Земли Воплощения и что боевой дух в наибольшей степени сохранился в рядах орденских рыцарей. Правда, к тому времени эгоистическое мышление стало играть немалую роль и в жизни военно-монашеских Орденов, однако нам не следует забывать, что каждый рыцарь-монах в отдельности избрал себе в качестве жизненной задачи вооруженную борьбу. Бейбарс точно знал это и действовал соответствующим образом.