Никиткин молчит и только сопит…
– Ты же ушел! Изволь сию же минуту убираться! Сию же минуту! Слышишь?
Mari d’elle кашляет и, не глядя на жену, снимает помочи.
– Если ты, нахал, не уйдешь, то я уйду! – продолжает певица, топая босой ногой и сверкая глазами. – Я уйду! Слышишь ты, нахал… негодяй, лакей? Вон!
– Постыдилась бы хоть при посторонних… – бормочет муж.
Певица оглядывается и теперь только видит незнакомую ей актерскую физиономию… Физиономия, видевшая оголенные плечи и босые ноги артистки, сконфужена и готова провалиться…
– Рекомендую… – бормочет Никиткин. – Провинциальный антрепренер Безбожников.
Певица вскрикивает и убегает к себе в спальную.
– Вот-с… – говорит mari d’elle, растягиваясь на диване. – Все шло как по маслу. Милый, разлюбезный мой, хороший… Поцелуи и объятия… А как только дело коснулось до денег, то… как видите… Великое дело деньги!.. Спокойной ночи.
Через минуту слышится храп.
Антрепренер под диваном
(Закулисная история)
Шел «Водевиль с переодеванием». Клавдия Матвеевна Дольская-Каучукова, молодая, симпатичная артистка, горячо преданная святому искусству, вбежала в свою уборную и начала сбрасывать с себя платье цыганки, чтобы в мгновение ока облечься в гусарский костюм. Во избежание лишних складок, чтобы этот костюм сидел возможно гладко и красиво, даровитая артистка решила сбросить с себя все до последней нитки и надеть его поверх одеяния Евы. И вот, когда она разделась и, пожимаясь от легкого холода, стала расправлять гусарские рейтузы, до ее слуха донесся чей-то вздох. Она сделала большие глаза и прислушалась. Опять кто-то вздохнул и даже как будто прошептал:
– Грехи наши тяжкие… Охх…
Недоумевающая артистка осмотрелась и, не увидев в уборной ничего подозрительного, решила заглянуть на всякий случай под свою единственную мебель – под диван. И что же? Под диваном она увидела длинную человеческую фигуру.
– Кто здесь?! – вскрикнула она, в ужасе отскакивая от дивана и прикрываясь гусарской курткой.
– Это я… я… – послышался из-под дивана дрожащий шепот. – Не пугайтесь, это я… Тсс!
В гнусавом шепоте, похожем на сковородное шипение, артистке не трудно было узнать голос антрепренера Индюкова.
– Вы?! – возмутилась она, красная как пион. – Как… как вы смели? Это, значит, вы, старый подлец, все время здесь лежали? Этого еще недоставало!
– Матушка… голуба моя! – зашипел Индюков, высовывая свою лысую голову из-под дивана. – Не сердитесь, драгоценная! Убейте, растопчите меня как змия, но не шумите! Ничего я не видел, не вижу и видеть не желаю. Напрасно даже вы прикрываетесь, голубушка, красота моя неописанная! Выслушайте старика, одной ногой уже в могиле стоящего! Не за чем иным тут валяюсь, как только ради спасения моего! Погибаю! Глядите: волосы на голове моей стоят дыбом! Из Москвы приехал муж моей Глашеньки, Прындин. Теперь ходит по театру и ищет погибели моей. Ужасно! Ведь, кроме Глашеньки, я ему, злодею моему, пять тысяч должен!
ebooksa