Выпроводив посетителя, Петр коротко обернулся на ее дверь. Мгновения оказалось достаточно, чтобы она увидела гамму чувств, отразившуюся на его лице: злость, смятение, брезгливость, боль. Увиденное заставило Роуз отшатнуться. Чем вызван такой всполох чувств?
Когда она опять прижалась к замочной скважине, то увидела, как Петр коротко выдохнул, как будто собирался нырнуть, распахнул дверь на лестницу и вышел.
***
Уже более суток Роуз сидела взаперти, а Петр все не возвращался. Чтобы отвлечься, принцесса то перерисовывала лабиринт, то листала книги с заметками графа. В одной из них она нашла страницу с цветным рисунком лабиринта. Как Роуз ни выискивала, какой из участков лабиринта, вытканного на ковре, там изображен, сходства не находила.
Это был другой лабиринт!
Встревоженная открытием, измученная долгим ожиданием Петра и накатывающими приступами голода, принцесса разрыдалась. Она жалела себя, ругала Петра, наконец, понимая, почему он позволил ей рисовать лабиринт.
– Боже, он не один! Лабиринтов два!
Поплакав в голос и немного успокоившись, Роуз подошла к столу. Окинула взглядом бумаги, вздохнула.
Какая же она глупая! Как она не догадалась сравнить рисунки, что нашла здесь в самый первый раз?
Пелена спала с ее глаз, когда она поняла, что на всех бумагах Петра нарисована, по крайней мере, дюжина разных лабиринтов!
А она увлеклась тем, что ей милостиво разрешили рассмотреть!
Какой из рисунков графа отображает лабиринт, раскинувшийся вокруг замка? Не перестраиваются ли лабиринты время от времени? К чему так много изображений вращающихся деталей, поворотных механизмов, потайных дверей? Значит, они применяются?
Роуз от досады хлопнула ладонью по столу.
Все ее детские попытки найти дорогу в лабиринте на ковре смешны! О, как она ненавидела Петра!
Слезы душили, обида на коварного графа росла. Хотелось умереть.
Но есть хотелось больше.
Ее разбудил запах еды. Дверь оказалась открытой, а из купальни слышался плеск воды. Соскочив с кровати, Роуз кинулась туда. Злость на Петра заставила забыть о приличиях, и она ворвалась в комнату, в которой застала графа сидящим в лохани с водой.
Он поднял глаза на шум. Слова упрека, готовые слететь с языка Роуз, пропали, когда она увидела, в каком состоянии находится Петр.
Смуглая кожа казалась серой, на лице залегли глубокие морщины, словно неведомый зверь высосал из Петра всю жизненную силу. Роуз больше всего поразили его глаза. Не было в них ни огня, ни злости, ни усталости. Только пустота.
Слабая улыбка, скривившая губы Петра, больше походила на оскал, и Роуз попятилась к двери, так и не произнеся ни слова.