Ненадолго замираю перед зеркалом в шаге от открытых дверей кухни. Ещё есть время остановиться. Вернуться к ним.
Взгляд цепляется за трещину, идущую вертикально, зазмеившуюся другими царапинами, рубящей лицо надвое. Даже сейчас, под толстым слоем штукатурки чувствую отражение этой рваной раны зеркала, последний след безумия Лико.
Я поступаю подло? Я плохой человек? Рука метнулась к шее и разочарованно опала вниз. Только один шрам. Только один.
Поджав губы, отворачиваюсь и иду прямо… к ней. К милой женщине. К Жанне.
Она сидит спиной ко входу, гордая осанка, рука, положенная на стол рядом со стаканом молока, печеньем и огромным двадцатисантиметровым ножом с гладкой и блестящей, чёрной рукояткой. Её волосы убраны в пучок, а при слабом свете небольших ламп кажется, что она вообще не движется, настолько неподвижно женщина сидит на стуле.
Одним движением врубаю верхний свет, но Жанна даже не шевельнулась, не вздрогнула. Только медленно повернула голову, а заметив меня, широко, почти безумно улыбнулась, развернулась корпусом и встала из-за стола.
— Елена!
Даже голос женщины изменился. С негромкого, почтительного и почти грудного, он поднялся на несколько октав, приобрёл пугающую мелодичность, почти кукольную театральность. Она выглядела совершенно счастливой. Жутко счастливой. Невозможно счастливой и невероятно хорошо. Как будто помолодела на десяток лет, плечи расправились, волосы завились, морщинки ушли. И в глазах проявился голубой отблеск, на грани видимости, на грани яркости. Она совсем недавно приняла неон и стала частью семьи.
— Жанна, — говорю утвердительно, показывая, что знаю, что с ней.
Она демонстрирует голливудскую улыбку, а затем разводит руки в стороны.
— Ранний завтрак или поздний ужин? Не желаешь стакан молока с печеньем? Я сама испекла! Овсяное с шоколадными крошками!
— Нет, мне не нужно печенье. И молоко тоже не нужно, — выдавила из себя, выпуская из рук дорожную сумку и она грохнулась об пол.
Взгляд Жанны из безумно-счастливого сделался просто безумным и она облизнула губы.
— Ну и сучка же ты, — резко заявила она. — Он ведь тебя действительно любит. Бескорыстно. Целиком и полностью.
— Он не знает, что такое любовь, — отвечаю очень осторожно, чувствуя, как начинают дрожать пальцы. — Жанна…
— Возвращайся в семью, Елена, — хрипло продолжила она, безучастно глядя сквозь меня. — Возвращайся домой, мы ждём тебя. Мы скучаем по тебе. Мы любим тебя.
— Я…
— Твоя сестра болеет по тебе, Елена. Но она перестанет страдать, как только присоединиться к нам, — в голосе Жанны послышалась угроза и она сфокусировалась на мне. — Меня приняли в семью ради тебя. Из-за тебя. Всё ради тебя. Ты наполнила мою жизнь смыслом.
— Что они сделали с моей сестрой?! — сорвалась на крик и Жанна дёрнулась, её зрачки расширились и она побледнела.
Её лицо заблестело, покрывшись каплями пота. Измученная лихорадочная красота, боль и трепет. Страдания, которых быть не должно. Это вселяло истинный ужас, будто в кухне, кроме нас двоих, есть и он.