Она беззвучно выругалась в ладони, вспоминая свой корявый рисунок и теперь уже стыдясь его стилистики и качества, потому что понимала, что этот гад чешуйчатый всё равно своего добьётся.
Сделав глубокий вдох, потом ещё один для страховки, Вера выпрямилась и полезла в карман, достала сложенный листок и воззрилась на него, как на врага народа. Министр плавным движением отложил телефон и подался к ней, мягко и неотвратимо, как поднимающаяся для атаки кобра. Вера ещё раз посмотрела на листок, шмыгнула носом, мотнула головой, отказываясь от попытки его всё-таки съесть, обречённо выдохнула и положила на стол, придавив ладонью.
— Не ждите от этой мазни слишком многого, — тихо сказала она, — я не художник, это уровень трёхлетнего ребёнка.
— Без разницы, — качнул головой он, — меня интересует по большей части историческая ценность.
Он не отрывал жадного взгляда от листка, Вера обречённо шмыгнула носом напоследок и убрала руку.
— Вы не назвали цену, — уже беря рисунок, напомнил министр, Вера безнадёжно махнула рукой:
— Дарю. С условием, что вы этот бред никому не покажете и не расскажете, откуда он взялся.
— Идёт, — он схватил рисунок и развернул, с восторженным предвкушением, которого Вера боялась из-за угрозы неминуемого разочарования. Но разочарования не последовало — наоборот, по его лицу казалось, что он видит именно то, что так хотел увидеть. Оторвав взгляд от листка, он посмотрел на убитую обречённостью Веру и с придыханием прошептал: — Какие цвета, какая экспрессия!
Вера опять уткнулась в ладони, ей хотелось рыдать, но было смешно и рыдать не получалось.
— А это кто? Я в песне такого персонажа не помню.
Она выпрямилась и потянулась посмотреть, он указывал на грудастую тётку с косой, Вера прикусила губу. Министр ткнул пальцем в дылду на маленьком слоне:
— Это Эйнис, я узнал. Это король. Это, судя по всему, я. Хотя я не понимаю, почему у слонов, охраняющих короля, глаза цыньянистее, чем у меня… Ну да ладно, вы художник, вам виднее. Это кто?
— Это Печаль. — Сквозь тяжкий всхлип выдавила Вера, — это министр спит с чернильницей у плеча и не ведает, что на новом слоне уже едет к нему Печаль. Это она, едет.
— А, — приподнял брови он, — ясно. Печаль, значит. — Он медленно смерил взглядом Веру, потом нарисованную Печаль, опять Веру. Она подавила желание показать ему язык, но он и так понял, усмехнулся и сложил листок, спрятал в карман, удовлетворённо пригладил пиджак в том месте. — Теперь буду слушать песню с картинкой.
— Никому, — угрожающе прицелилась в него пальцем Вера, он пафосно кивнул:
— Что сказано на кухне, останется на кухне. — Она улыбнулась, он взял вилку, — давайте есть, а то остынет. Приятного. — Она кивнула и тоже взяла вилку, он как бы между прочим спросил: — А о чём вы говорили на кухне с королём?
Вера подняла на него недоверчивый взгляд:
— Вас грызёт, что вы слышали не весь разговор? — Он пожал плечами и кивнул, она выдохнула и укоризненно качнула головой: — Мы говорили о расах наших миров, потом он рассказал об экономике Карна. Всё. — Министр бросил на неё недоверчивый взгляд, Вера закатила глаза и ядовито пропела: — Не переживайте, о своём любимом министре он начал болтать только у камина, а там вы всё сами слышали.
Он недовольно дёрнул щекой, но промолчал. Молчание становилось всё тяжелее, Вера поглядывала на министра с опаской, он хмурился, а потом внезапно выпрямился и очень холодно сказал:
— У короля есть один врождённый талант. Он может врать перед "часами истины" и они молчат.