Министр опять резко вдохнул, как будто собирался возразить, а потом так же резко оборвал себя, как будто не считал это разумным. Но хотел, она видела. Сделав несколько медленных вдохов, он ровно сказал:
— Вы на мой вопрос ответите теперь?
Она молча взяла телефон, открыла фотографию Миланы и показала:
— Второй Призванный — моя лучшая подруга.
Он не выглядел удивлённым. Она подождала реакции, не дождалась и спросила:
— Как давно вы в курсе?
— Я узнал сегодня.
Она убрала телефон, он помолчал и тем же тоном добавил:
— Это не ответ на мой вопрос.
— Это ответ.
— Вы недовольны тем, что это она?
— Да.
— Почему?
— Я думала, это папа.
— И?
— И всё.
Повисла тишина, Вера смотрела на свечу, министр смотрел на Веру. Потом осторожно сказал:
— Вы хотели бы своему отцу такой судьбы? Чужой мир с плохой медициной, оторванность от семьи и привычной жизни, положение раба?
— Нет. Я эгоистично хотела всего только для себя — чтобы в этом сраном чужом мире с плохой медициной у меня была семья, которая могла бы за попытку обращаться со мной как с рабом настучать всем обнаглевшим по башке ракетой. А не получилось. Всё, можете обращаться со мной как хотите, ракета по вашему дому не прилетит, живите спокойно.
Она закрыла лицо руками и опять разревелась уже без малейшей надежды когда-нибудь остановиться, беречь уже было нечего — Кайрис отчитается письменно по каждой её мысли, у неё вообще ничего личного и сокровенного в этом мире нет, даже мыслей, всё нараспашку, всё расковыряют и изучат, и будут использовать против неё. Желание выйти в окно сдерживалось только тем, что она по опыту знала, что это её не убьёт, даже над смертью своей у неё нет власти.