Временные трудности 3

22
18
20
22
24
26
28
30

Юрий Андреевич молчал.

— Что ж, вы сделали свой выбор. Пока будет работать каменщик, у вас ещё есть время передумать. Надеюсь, вы примете правильное решение.

Хлебосольный хозяин вышел за дверь, даже не удосужившись её запереть.

— А если рассказать ему всё? — предложил Егор.

— Да брось ты. Кто тебе поверит…

— И то верно. Ну и какой выход?

— Да хрен его знает…

— У меня есть десять тысяч, — неожиданно признался Котов.

— Похвально, конечно, Алексей Игоревич, но я боюсь, его интересует несколько другой порядок цифр. Да и не станет он нас отпускать, дураку понятно.

За дверью опять послышались чьи-то шаги, и в проёме возник невысокий мужичок в грязном фартуке с двумя вёдрами воды. Бросив на узников безразличный взгляд, он поставил вёдра на пол и, тяжело вздохнув, принялся внимательно рассматривать дверной проём.

— Дай напиться, — обратился к нему Егор.

Тот мельком взглянул на него, затем зачерпнул воду в небольшую глиняную миску и, подойдя, поставил её на пол перед Егором. Егор жадно припал к миске, но, вспомнив об остальных, нашёл в себе силы оторваться и протянул воду сидевшему рядом Котову. Штабс-ротмистр, сделав пару глотков, поделился с Юрием Андреевичем.

— Дай ещё, не жмись, — попросил старик.

Мужичок забрал у него миску и, не говоря ни слова, принялся выкладывать в дверном проёме первый ряд. Ловко расколов небольшой кирочкой кирпич пополам, он вставил недостающие фрагменты и заполнил щели раствором.

— Замуровать решили, суки! — выдохнул Котов.

— Похоже, — согласился Юрий Андреевич.

— Должен ведь быть какой-то выход, — чуть ли не застонал Егор.

Мужичек сноровисто выложил ещё один ряд и что-то тихо сказал невидимому напарнику. Тот куда-то ушёл. Они молча наблюдали, как каменщик выложил ещё четыре ряда и уселся перекурить. В тесной камере тут же завоняло табачным дымом. Вернувшийся напарник что-то принёс и опять ушёл.

— Эй, православный, кинь папироску, — подал голос старик, но ответа не получил.

Тяжело вздохнув, мужичок встал и продолжил работу. Они молча наблюдали за этим процессом, не в силах что-либо изменить. Когда осталось уложить три ряда, Юрий Андреевич сказал: