Личный дневник моей фиктивной жены

22
18
20
22
24
26
28
30

— Конечно, о ком ещё? С самого начала им была нужна какая-то информация о тебе. Они хотели получить её через Нику. Но Вероника ни в какую не соглашалась. Я не знаю всех подробностей. Не понимала и не могу сейчас взять в толк, почему твоя жена с тобой не поговорила. Она только повторяла, что спасёт тебя, чего бы ей это не стоило.

— А как ты здесь оказалась? Как вы обе здесь оказались?

— Ника только приехала с вещами от твоей мамы. Мы сидели спокойно у меня на кухне. Но с Вероникой творилось что-то неладное. Я пыталась её разговорить, но всё было тщетно. Мы выпили с ней по бокалу вина. Специально для своего ангела я приготовила её любимую пасту карбонару. Но подруга так и не притронулась к тарелке. А потом она сказала всего одну фразу: «Я их обманула, это конец…». Сразу же после этого в мою квартиру вломились. Их было шестеро. Все в чёрных масках, а одеты по-разному: кто в деловой костюм, кто в такую спецназовскую форму. А один вообще был какой-то странный.

— Почему странный?

— Как объяснить… Почти все нападавшие были очень крупные, накаченные, высокие, сильные. Знаешь, таких парней обычно показывают в боевиках. А вот шестой был невысокий, худой, хилый какой-то, одетый в спортивный костюм. И кроме маски на нём ещё были спортивные солнцезащитные очки.

— Как у тебя? Подожди, а как ты там тоже была в своих очках?

— Конечно! Что за вопросы, Корф! Хотя… Вот у них ведь по этому поводу не возникло вопросов. Когда один из нападавших попытался снять с меня очки, тот «маленький» ему не дал, что-то шепнул на ухо. И всё. Понимаешь, они всё, всё знают обо мне, о тебе, о нас. Я боюсь. Я боюсь с того самого дня. И ты прав, я ненавижу тебя. Это не ты там стоял. Это даже не ты видел, как убивают твоего близкого, единственного родного человека. Это не тебя и без того бесчувственного избили и выбросили на какую-то свалку. А меня! Чёрт, возьми! Почему Ника не могла тебе довериться и поговорить с тобой?!

— Марго, ну хочешь, убей меня? Вот держи нож? Мне его как раз подарила Вероника. Будет очень символично, если ты меня им зарежешь. Тебя ведь даже не накажут. Смотри, здесь никого нет. Никто не узнает, что ты меня убила. Да меня и искать никто не будет.

— Грёбаный эгоист. Всегда думаешь только о себе. Я тебе рассказываю, как твою жену убивали. А ты всё в цирк переводишь. Браво! Молодец!

— Почему перевожу в цирк? Ты же сама с самой нашей первой встречи только и говоришь, что это я должен был быть на месте Вероники. Ты! Ты твердишь, что я виноват в её гибели. Молодец я? А то! Молодец, что так умело скрываю все свои чувства и от тебя, и от себя. Вот и Ника думала, что я равнодушный, чёрствый. А я не такой на самом деле. Только с вами, с женщинами нельзя по-другому. Один раз дашь слабину, покажешь свои истинные чувства, и из тебя уже верёвки вьют, пользуются тобой, как хотят.

— Что же ты вообще женился? Раз все женщины мира такие редкостные…!

— Марго! Я поэтому и женился фиктивно. И Ника знала, на что идёт. Ей же так было нужно выбраться из нищеты, принцессе помойного разлива!

— Что ты сказал? Повтори.

— Фрау Ротенберг, я устал. Что тебе повторить? Ты же всё слышала.

— Откуда ты знаешь про принцессу помойного разлива?!

— Фиктивная жена рассказала. Мне тоже вот непонятно, что-то она мне не стеснялась рассказать, а как до жареного дошло, так испугалась передо мной исповедаться.

— Не ври! Ника не могла тебе об этом рассказать!

И, залепив мне звонкую пощечину, Марго в слезах убежала в машину. А я остался один.

«Почему???!!! Ника???!!! Почему???!!!». — Я кричал эти слова снова и снова, надрывая глотку, что чуть не осип. Но меня всё равно никто не слышал тогда. Меня не слышала Ника. Но мне надо было выкричаться, выпустить рёв своей бездонной, душераздирающей боли. Они все считали меня такой сволочью, что никакие исповеди перед Богом и покаяния во земных грехах ни разу бы мне не помогли очистить тело, душу и разум. Но больше всех меня подводила под черту Марго. Всезнающая Марго! Всевидящая Марго! Эта рьяная феминистка…Нет! В тот момент я считал Марго даже не рьяной феминисткой, а редкостной сукой, которой хотелось дать один раз леща, чтобы с неё спесь сошла. Ибо не ведала она, что вообще творила, какую мерзость мне говорила и насколько невыносимо бесила с каждой минутой своего пребывания рядом со мной. Ника! Ника была другая… Ника меня любила и принимала любым. Но и любимая Никуля считала меня время от времени эгоистичной гадиной. Собственно, я же сам добивался сего, чтобы она меня боялась, уважала… Только вылились мои старания в страх и презрение. Ника, как и многие, меня боялась и вместе с тем презирала, и любила при этом. Смешно, право! Нет, не было ничего смешного на деле. Всё было отвратительно, ужасно, противно, обидно! Я подошёл к самому краю обрыва, посмотрел вниз на ужасающий водоворот бешеной реки, готовой, казалось, обрушить свои воды на всё… И сквозь волны я вдруг неясно увидел: моя Ника, моя маленькая девочка, истекающая кровью, падает в воду и погибает в этой всепоглощающей пучине отчаянной стихии. Я наклонился к воде и протянул руку, словно пытаясь удержать своё видение, свою Веронику. Но меня резко выдернул из видений телефонный звонок.

— Эй, ты там оглох что ли?! Лёха?!