– Это даже романтично, – Ян мечтательно заулыбался. – Ничего, чувство ревности еще никому не вредило, только помогало. Любовь-то в браке остывает, как огонь под дождем, и чтоб она совсем не исчезла, в нее нужно маслица подливать.
– Вот из меня это маслице твоя жена и сделает.
– Ты не подумай, супруженька моя, баба, конечно, боевая, но зла никому не причинит. Мы с ней поговорим, обсудим все, и она поймет. В конце концов, сама ведь меня прогнала! Где я должен был жить? А деньги в семью принесу, она меня и простит.
– Я не могу заплатить, – взволнованно сказала я.
– Так с тебя никто и не требует! У меня заначка есть, из нее и возьму. Мол, за работу ты мне заплатила.
– Какой тебе толк от того, что ты мне помогаешь, Ян? Если только потому, чтобы было где ночевать, то ты слишком много для нас с Майей сделал.
Ян на время замолчал. Усердно рвал траву граблями, скидывал ее в кучу и снова рвал.
– Я помру скоро, Арьюшка. Старый уже, не смотри, что молодо выгляжу. Каких-то десять-пятнадцать лет, и все, никто обо мне и не вспомнит. Жил Ян, не стало Яна. Думаешь, хоть кто-то обо мне будет помнить? Как бы не так. Ничего полезного и выдающегося я в своей жизни не сделал. Молодость всю пил, гулял, женился, а потом меня мамка на работу пристроила, и стал я лесником. Отец научил меня мебель делать. Пить я бросил, Хрисандра с тех пор души во мне не чает.
Ян заулыбался, но улыбка вскоре сползла с его лица.
– Боюсь я, Арья. Страшно до жути, что помру, а от меня останется только вон, стеллаж в твоем торговом зале. А добрые дела вечные, понимаешь? Я вот одному помогу, второму, третьему, они меня хоть добрым словом помянут. Ты поди тоже вспомнишь однажды. На могилку придешь, поговоришь со мной. Я ведь все буду слышать, только ответить не смогу.
– Так ты хлеб из дома утащил, чтобы та женщина вспомнила о тебе, когда ты умрешь? – непонимающе спросила я. – А в огороде моем возишься, чтобы я к тебе на могилку пришла?
– Все так, Арьюшка, все так. Дед мой помер когда, только я к нему ходил. Дети его, родители мои, забыли его быстро. Раз в год сходят, сорняки вырвут, и снова на год забудут. А в поселке о нем и вовсе ничего хорошего не говорят. Все потому, что человеком он был злым, редкостным гаденышем. Не смотри на меня так, любил я его, семья всё ж, как никак. Но слова доброго о нем ты не услышишь ни от кого. Я не хочу, чтобы после моей смерти меня помоями поливали, и стараюсь нести доброту в мир. Ее в нём так мало.
Я долго обдумывала слова Яна, вернувшись к работе. Аппетит у нас пропал после того, как миссис Хом тут побывала. Майя несколько раз выглядывала в окошко, заверила меня, что уже поела, и звала нас на чай.
А я все думала, кто после моей смерти обо мне вспомнит? Не здесь, а на Земле. Я сейчас наверняка лежу посреди поля, а потом мое тело увезут и похоронят.
Родители будут горевать, но трое младшеньких вскоре перетянут их внимание на себя.
Подруги поплачут над могилкой, а через год будут щелкать пальцами и мычать, пытаясь вспомнить мое имя во время разговора.
Возлюбленный мой, кобель, каких свет не видывал, найдет утешение на груди одной из своих пассий. Возможно, он даже на похороны не придет, слишком уж будет занят, срывая белье с очередной мадам.
Так кто обо мне вспомнит? Добрых дел я не совершала. В памяти людей не осталась. Пройдет немного времени, и мое имя сгинет вслед за мной во мраке.
– Ты чего задумалась-то?
Я вскинула голову. Ян ногами утрамбовывал траву в куче, чтобы та занимала меньше места.