Змей и голубка

Его лицо исказилось недоверием.

– Что значит ушла?

Я не ответил, и вместо меня к нему вышел Ансель.

– Она… она убежала, Ваше Высокопреосвященство. После того как эта ведьма напала на нее. – Он указал на труп, что лежал поверх прочих ведьм.

Архиепископ подошел и оглядел его.

– Эту ведьму убили вы, капитан Диггори?

– Нет. – После удара у меня заныл кулак. Боль была приятной. – Ее убила Лу.

Он сжал мое плечо, выказывая поддержку в глазах братьев, но я увидел мольбу в его глазах. Уязвимость. И в этот миг я понял. Любые сомнения, что еще у меня оставались, наконец испарились, и их сменило отвращение такое сильное, какого прежде мне чувствовать не доводилось никогда. Этот человек – человек, в котором я видел почти что отца – оказался лжецом. Обманщиком.

– Мы должны найти ее, Рид.

Я отпрянул от него.

– Нет.

Архиепископ помрачнел и жестом поманил одного из моих братьев к себе. На плече его висел изуродованный труп. Красные ожоги покрывали лицо и шею ведьмы и исчезали под воротником ее платья.

– Последние полчаса я имел удовольствие беседовать с этим созданием. Благодаря некоторой доле убеждения оно поделилось со мной множеством ценных сведений. – Архиепископ взял труп и бросил его в груду. Тела покачнулись, и мне на сапоги потекла кровь. К горлу подкатила тошнота. – Вы не знаете, какую судьбу уготовили ведьмы нашему королевству, капитан Диггори. Мы не можем позволить им осуществить свой замысел.

Жан-Люк выпрямился, мгновенно насторожившись.

– Что они задумали?

– Восстание. – Архиепископ смотрел только мне в глаза и не отводил взгляда. – Смерть.

После этих зловещих слов в зале воцарилась тишина.

Кто-то беспокойно шевелился. Кто-то нервно оглядывался. Никто не смел спросить, что это значит – даже Жан-Люк. Ровно так же никто не смел задать и другой важный вопрос. Тот самый вопрос, на котором держалась вся наша вера.

Я оглянулся на братьев и увидел, как они переводят взгляды между Архиепископом и измученной изуродованной ведьмой. Как уверенность снова вспыхивает в их глазах. Как подозрение уступает место оправданиям, возвращая прежний, привычный всем нам уклад.

Удобная ложь.