Задача - выстоять

Дмитрий держался хорошо, и ничем не показав свои чувства. Хотя я видел, что в нем бушевала злость, страх и капелька любопытства.

Лишь когда мы покидали кабинет, я на секунду задержался и спросил Эдуарда Львовича про директора “Железного острова”. На что получил ответ, что вопрос все еще решается.

Кунцев заинтересованно посмотрел на меня, но наш разговор пришлось отложить — начиналось следующее занятие. И уже опаздывали

Влетев в приоткрытую дверь, мы с удивлением застыли на пороге и уставились на незнакомого мужчину.

Он был высокий и очень худой, с коротким ежиком темных с проседью волос и болезненно-бледной кожей, и костюм на нем буквально висел, как на вешалке. Изможденное лицо, запавшие глаза, заостренный нос...

Я на мгновение даже подумал, что это оживший труп. Но этот труп вымученно улыбнулся и пригласил нас пройти к своим местам.

— Добрый день. Меня зовут Христофор Эммануилович Риман. Ударение на “и”. Риман, — повторил он. — Я ваш новый преподаватель по истории магии.

Он закашлялся. Было видно, что слова ему тяжело давались. Помрет посредине урока, и что мы будем тогда делать?

Учеников проняло от одного вида этого Римана. Мы все сидели, как мышки, боясь лишний раз вздохнуть.

А я все смотрел на него и думал, что за болезнь его так грызет? На расстоянии этого не определить, а мысль коснуться этого человека вызывала у меня стойкую неприязнь. Я даже не мог понять, что у него за магия! Потоки были еле заметны, а те, что мне удалось увидеть — тут же пропадали, поблескивая разными цветами. Возможно, это все из-за того, что на новом учителе слишком много артефактов. Увешанный ими, он больше походил на новогоднюю елку!

Во всех смыслах этот Христофор Эммануилович странная и одновременно очень любопытная личность.

Все занятие он рассказывал о старых временах и потоках магии. Мы это и так знали, но Риману удавалось так интересно подавать информацию, что звонок мы впервые встретили дружным стоном разочарования.

Остальные уроки на фоне истории магии были до ужаса скучные. Не знаю, как высидели!

После занятий мы с Кунцевым уже шли в жилой корпус, когда я спросил у него, написал ли он про нападение отцу.

— Написал, — ответил Дмитрий, — но он сказал, что никаких Михеевых знать не знает, дел с ними не имеет. И добавил, что я все выдумал, лишь бы выбраться из академии. Посмотрим, что он скажет, когда к нему придут из охранки.

Я скривился от таких слов. Родительская любовь в этой семье — штука очень неприятная. Не хотел бы я познакомиться с Владимиром Кунцевым лично. Или хотел?

В ответ на эту мысль я ощутил, как требовательно дрогнула во мне темная магия. С трудом справившись с ней, я зашагал дальше.

Перед самой комнатой Кунцев вдруг меня остановил и проникновенно сказал:

— Хотел тебя еще раз поблагодарить за спасение. Вот, — он отвесил шутовской поклон.

Я с подозрением покосился на его довольное лицо, осторожно открыл дверь.