Первый Феникс

– Ответил! – взвизгнул голос. – Он ответил мне, ответил!

Воздух задрожал от скрежета ногтя о камень. Мужчина, стоя по другую сторону забора, медленно вел пальцами по кирпичам, завороженно глядя, как те сыплются мелкой крошкой под ноги. Он чуть приплясывал и улыбался так сильно, что в уголках синих губ выглянули темные капли крови.

– Кто ты?

Юрин голос звучал безразлично. А мужчина ждал испуга – да, страх расстроил бы его, но…

– Не помнишь? – он говорил быстро, чтобы успеть, пока густая кровь снова не заполнила его горло.

Мужчина увидел, как Юра отрицательно покачал головой. Хорошо иметь такие глаза.

– Вспомнишь, – он прижался к забору. – Тебя ждут.

– Что? – парень непонимающе уставился на забор, почти глядя в глаза собеседнику. – Кто ждет? Где?

Мужчина сглотнул кровь, чтобы ответить, но ее собралось в горле слишком много. Черная вязкая жидкость сочилась между его тонкими зубами и стекала по подбородку.

– Отвечай! – крикнул охотник.

Мужчина отчаянно глядел на Юру, растирая тыльной стороной ладони по лицу струящуюся смолистую кровь. Парень сомневался, не ушел ли этот странный человек, хотя кожей чувствовал, что нет. Но как ему, мужчине в черном плаще, сказать, как дать охотнику понять, что он все еще здесь? Он слишком долго искал этого юношу, так долго, что успел забыть, зачем вообще пришел. А потом вдруг они встретились. Прямо тут, совсем рядом.

Мужчина наклонился, извергнув из себя несколько литров густой жижи. Коротко отдышался, прокашлялся и опять прижался к забору.

– Возвращайся, – он почти выплюнул эти слова, снова подавившись уже наполнившей горло кровью.

Он хотел бы еще поговорить – это было так здорово, слышать, как тебе отвечают, вести разговор, – но времени не оставалось.

Юра быстро пробежал вдоль забора и наконец нашел высокий пень совсем рядом со стеной. Оттолкнувшись от него, он в два прыжка очутился по ту сторону, лишь чуть порвав рукав об острые шпили забора. Но все зря – он увидел только стремительно удаляющуюся спину, скрытую длинным темным плащом.

Парень побежал следом, но тот двигался слишком быстро – через пару минут мужчина пропал из виду. Краев стоял, упершись руками в колени и переводя дыхание.

Пожалуй, это был один из самых странных разговоров в его жизни. Не самый странный, но точно в первой десятке. Он опасался этого мужчины – вряд ли могло быть иначе, но это было лишь в голове, в разуме. Навязанный окружающей действительностью, той же, которая говорит, что красиво, а что – нет. Какая музыка приятна, какая – нет, какая картина – шедевр, а какая – повод отвести ребенка к психиатру.

Действительность говорила, что мужчина был устрашающ, но сам Юра нутром своим, если отключить разум, страха не ощущал. Он думал, что должен бы, но нет, этого не случилось. Что он ощущал – так это интерес и близость ответа. Как когда пытаешься вспомнить слово, а оно вот – совсем близко, крутится на языке, ты почти его вспомнил, надо еще чуть-чуть. И пока не вспомнишь, о другом думать не сможешь.

Но сейчас вспомнить не удалось. Он еще раз оглянулся вокруг и обежал несколько соседних улиц, надеясь, что снова заметит пару чернильных глаз без век, уставившихся на него. Но, не добившись успеха, покрытый уличной пылью, зашагал в сторону больницы, готовый получить разнос от новоприобретенного начальства.

По пути к больнице он сделал крюк, чтобы забрать истошно орущую рацию из кустов. Взглянул на трясущийся от сигнала (и злости Глеба) прибор, вскрыл заднюю панель, снеся в процессе пару крупных болтов, и вытряхнул блок питания.