— Беги!
Первогруппный солдат был прямо позади нас.
Он продолжал бормотать свое слово. А иногда он смеялся таким ужасным, низким хохотом, звучавшим, как крик боли, но все же являвшимся смехом.
И тогда я понял, что это было за слово.
Он произносил «детишки».
Все, о чем я думал, это убраться отсюда подальше. Мне стыдно, что я лучше не позаботился о малышах, но все, что я делал, это бежал.
В общем, мой мозг не работает логически, но моя теория (если оглянутся назад) заключается в том, что первогруппные люди, которые подверглись воздействию с самого момента утечки, истощались. Вся эта ярость опустошала их.
Первогруппый солдат по-прежнему был злым, сильным и ненормальный, но он выглядел худым и иссохшим. Моя идея в том, что кровожадность сделала их глупыми. Слишком злыми, чтобы поесть или попить, как следует.
Первогруппный солдат наткнулся на мелкий кустарник, пока гнался за нами.
Его медлительность была нам на руку, и таким образом мы немного увеличили расстояния между нами.
Высокие, худые фигуры поднялись перед нами в темноте, и я понял, что это осиновая роща. Тощие стволы стали белыми, и между ними было очень спокойно.
Теперь мы уворачивались от солдата, как кролики, бегущие в разные стороны, и он очень расстраивался.
Джози схватила меня и потащила за собой, чтобы укрыться за тремя деревьями.
Малыши помчались к Нико, помогающему Улиссу подняться по тонким ветвям одного из деревьев.
«Отличная мысль», — подумал я.
Первогруппый солдат направился к Максу.
Сахалия, стоявшая за другим деревом, прокричала:
— Сюда, тупица! — и помахала рукой. Солдат ринулся к ней.
— Макс! – зашипел Нико, зовя его. Теперь Нико помогал Батисту подняться на другое дерево.
Макс устремился к Нико, но, думаю, его ботинок застрял в корне дерева, и вытащился только наполовину. Макс закричал, и я осознал, что его мозоли были ужаснее, чем я думал. Я увидел кровь на его носке, и первогруппного солдата направившегося к нему. У Макса не получалось освободить свою ногу.