Дети улиц

– Как я могу?! Она ведь едва не умерла там! – Девушка умолкла, не смея высказать свое потаенное желание. – Дело в том, мне кажется, что я хочу дать ей дом. Навсегда. Со мной. Я бы хотела, чтобы она считала меня сестрой.

Именно в этот миг Лиззи вошла в комнату, чтобы показать Саре карту, которую нарисовала. Она остановилась в дверях и закрыла рот ладошкой. Не послышалось ли ей? Сестрой? Сестрой?! Слово шокировало ее. С ним была связана сильная, эмоциональная, болезненная ассоциация. Девочка попятилась и бросилась бежать прочь из комнаты, прямо на кухню, где Эглантина и Хетти готовили обед. Эглантина ощипывала курицу. Девочка бросилась в объятия Хетти.

– Девонька, девонька, что случилось? – поинтересовалась служанка.

– У нее разбито сердце, и никто, кроме мисс Сары, не может помочь ей. У мисс Сары доброе сердце, она совсем не такая, как ее брат, что в том мрачном месте. И я не удивляюсь, что ребенок плачет. – Эглантина положила курицу на стол, чтобы стряхнуть с нее выщипанные перья.

Но Лиззи никак не могла подобрать слова, чтобы объяснить свое смятение, испытанное при слове «сестра». Оно пробило брешь в ее воспоминаниях, словно на миг распахнулась дверь, а затем снова захлопнулась.

– Я не знаю, кто я, – едва сумела всхлипнуть она; но это было лишь частью того, что мучило ее.

– Я тоже не знаю, – сказала Хетти. – Я знаю, что случилось с тобой и почему тебя принесли в дом. Но мисс Сара взяла с меня обещание не проговориться, потому что это может помешать твоему выздоровлению. Поэтому-то я и не могу сказать тебе. Она говорит, что хочет, чтобы сначала вернулись хорошие воспоминания. И они вернутся. Обязательно! – Она высвободилась из объятий Лиззи. – Я собираюсь отнести им утренний чай. Можешь помочь мне расставить все на подносе, если хочешь.

– У меня есть хорошие и плохие воспоминания. Первое, что я помню, это как обсыпала брата мукой, – мечтательным голосом произнесла Эглантина. – Он был похож на призрак. Я не могу сказать, чтобы он мне слишком уж нравился, но я думаю о нем всякий раз, когда опускаю руки в мешок с мукой.

Хетти приобрела привычку не слушать, что именно говорит Эглантина. Вместо этого она зачарованно наблюдала за тем, как Лиззи уверенно двигается по кухне.

– Отлично, девонька, ты прекрасно расставила все на подносе. Всякий, кто увидел бы это, подумал бы, что ты уже делала это прежде.

Лиззи отступила на шаг, окинула взглядом поднос, странным образом довольная собой: чашки, блюдца, чайные ложки, сахар, молоко, тарелки, чайник.

– Они хотят печенья?

– Мисс Джиллиан любит пшеничное, – сказала Эглантина. – Мисс Сара не любит, но два печенья для мисс Джиллиан и немного варенья сверху возьми в горшочке на полке, сгодятся. О, моя спина меня сегодня убьет!

Лиззи уставилась на нее, затем отвернулась.

– Можно, я отнесу им поднос? – спросила она.

– Если хочешь, – рассмеялась Хетти. – Думаю, они очень удивятся, если ты сделаешь это. Помни главное: не урони его. Вот чайник я отнесу сама. Не хочу, чтобы ты перетруждалась.

Лиззи позволила Хетти идти первой. Она осторожно подняла поднос, распределяя вес. Когда она вынесла его из кухни и понесла наверх, воспоминания налетели на нее, словно летние бабочки. Две пожилые дамы, сидящие ровно в постели, девочка с лицом, похожим на луну или белое тесто, кто-то… кто-то добрый; женщина с полными руками; запах хлеба, выпекающегося в печи.

Хетти оставила дверь комнаты открытой, и Лиззи медленно вошла в библиотеку. Поставила поднос перед Сарой, налила чай в чашки. Руки у нее дрожали. Хетти кивнула ей и вышла из комнаты.

– Какой приятный сюрприз! – сказала Сара, улыбаясь Лиззи. – Иди, посиди с нами.

Лиззи покачала головой. Опустила руки на край стола, чтобы было удобнее стоять. Было кое-что, что она должна была сделать: произнести слова, которые должна была сказать.