– Почему?
Принц хотел только этого – чтобы его оставили одного. Наедине с чувством вины и раскаянием.
Селеста покачала головой.
– Потому что сейчас ты не должен быть один.
Она взяла его руку и провела по ней мокрым полотенцем. Нат зашипел от боли. Когда жрица обмакнула полотенце в миску, вода в ней окрасилась в красный цвет.
– Селеста, ты не понимаешь.
Все силы покинули его тело, и плечи Натаниэля поникли. Ему очень хотелось побыть одному.
Но Селеста подняла руку и приложила ее к его щеке. В глазах жрицы сверкнули опасные огоньки.
– Тогда объясни мне.
Нат выдержал ее взгляд. Рыжие локоны струились по спине Селесты, одна прядь свободно упала девушке на лоб. Она выбилась из прически, но выглядело это чудесно. Принц вздохнул.
– Моя мать была единственной семьей, которую я когда-либо имел. Нас всегда было только двое. Каждый раз, когда я спрашивал о своем отце, она говорила, что я так на него похож. Что я выгляжу так же, как и он.
Нат злобно рассмеялся. Это сходство он заметил только сегодня.
Он мучительно скучал по матери. Она была мертва уже десять лет, и все же Нат до сих пор ощущал это тоскливое ощущение потери, что поселилось в его груди много лет назад.
Селеста взяла руку Ната и сжала ее. Боль, которую принц испытал при этом, он проигнорировал. Тепло ее пальцев могло вылечить гораздо большую боль.
– Тебе, должно быть, было очень тяжело. Жить, не зная, что с тобой будет завтра. Я этого даже представить себе не могу, – призналась она.
Взглянув на девушку, Нат одарил ее слабой улыбкой.
– Так даже лучше. – Хорошо, что она выросла в достатке и благополучии.
Нат потянулся к руке Селесты и переплел ее пальцы со своими. Он поднес ее руку к губам, запечатлев на ней поцелуй.
– Знаешь, иногда я вижу ее лицо. В чужих местах, среди чужих людей. Бывает, вижу ее, а иногда даже слышу ее голос.
У Кары был нежный, приятный голос. И когда она напевала ему песенки, Нат знал, что все будет хорошо.