– Не очень-то, видать, отношения сложились, – сказала Аля, глядя на экран. – Что, прижмем дамочку?
– Нам нечего ей предъявить.– Феликс выключил планшет и убрал вместе с телефоном обратно в сумку.
– То есть как – нечего? А… а… а…
– Да-да-да, что? Одежда в пакетах? Так, может, горе слишком велико, не может видеть в квартире вещи любимого, ее это травмирует. Гаджеты падчерицы забрала из квартиры? Так, может, на автомате, чтобы чужие люди не прихватили.
– Но мы-то чувствуем, что она замешана!
– Предлагаешь ей чувства наши предъявлять? На эмоциях мы далеко не уедем.
–А ты что предлагаешь?
– Вечером Эрика вернется из Подмосковья.– Феликс закрыл дверцы шкафа и направился ко входной двери. – Узнаю ее планы на завтра и понаблюдаю за ней – куда поедет, с кем пообщается.
– Да ну, – досадливо поморщилась Алевтина, – так это дело еще бог знает на сколько растянется.
– Считаешь, лучше выбить признание под пытками для ускорения процесса? Мы сами не знаем пока, насколько она виновна и виновна ли вообще.
– Виновна! – отрезала Аля. – Вот увидишь – виновна!
Они покинули квартиру и, никем незамеченные, вышли из подъезда. В солнечных лучах сверкал, переливался быстро тающий снег. По асфальту текли самые настоящие весенние ручьи, которых в Москве раньше апреля и не ждали.
– Надо же, как рано весна началась в этом году.– Перепрыгнув небольшую лужицу, Аля подошла к машине и открыла переднюю дверь. – Может, и лето будет хорошим.
– Может.– Феликс сел за руль, надел черные очки и вдобавок опустил солнцезащитный козырек – для его глаз солнечный свет был чересчур слепящим. – Аля, садись, поехали.
– Да я покурить хотела.– Женщина так и стояла у открытой двери.
– В машине покуришь, садись.
– Ты ж не любишь, когда в машине.
– Я много чего не люблю, но приходится мириться. Садись, говорю.
Алевтина села в салон и достала из сумки пачку тонких ментоловых сигарет.
По перегруженным магистралям в агентство добрались уже в четвертом часу. К этому моменту Алевтина успела сильно проголодаться, да и Феликс ощутил пока еще слабое эхо голода.