Час ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 37

Возможности припарковаться не нашлось не то что у ресторана «Келья», но и в самом переулке Сивцев Вражек, пришлось ставить машину на соседней улице и пройтись пешком. На встречу они не опаздывали, наоборот, приехали с приличным запасом, поэтому шли неторопливо. Асфальт под ногами уже высох, вечерний воздух пах тревожно и волнующе— весной и талым снегом.

– Интересно, почему он так называется, этот переулок: Сивцев Вражек? – произнес Валентин, застегивая молнию кожаной куртки. – Что-то польское, что ли?

– В конце восемнадцатого века на месте этого переулка текла речушка Сивка, ее так называли из-за серого, сивого цвета воды. Потом речку заключили в трубу, возник переулок. Назывался он и Троицким, и Протасьевским, затем стал Сивцов, потом – Вражеским и, в конце концов, получил нынешнее название.

– А, вот в чем дело, ясно.

Они перешли через дорогу и направились по тротуару вдоль ограды большого старинного здания в стиле ампир, монументального и величественного вида.

– Знаешь, что это за дом? – кивнул Феликс на ограду, за которой высились раскидистые кроны старых деревьев.

Валентин кивнул:

– Раньше Кремлевская больница была, теперь президентская.

– Да. Еще раньше она называлась «Первая градская», в тысяче восемьсот втором году была основана. Ради этого три больницы объединили, еще при Российской Империи построенных. Но не это интересно, а то, чей дом когда-то стоял на месте этой больницы. Знаешь, чей?

– Вот этого точно не знаю.– Валентин замедлил шаг, разглядывая фасад здания с колоннами белокаменного портика. – Известный кто-то жил?

– Довольно-таки.– Смутная улыбка воспоминаний возникла на губах Феликса. – Здесь проживал граф Федор Иванович Толстой— огневого склада характера человек. Сила, мощь, ловкость – всё при нем было, блестящую военную карьеру ему прочили, да только в нем самом пороху имелось с избытком. С семнадцати лет начал драться на дуэлях. Заядлый картежник, любитель женщин, он ходил с Крузенштерном в кругосветное плавание, побывал в Америке, пожил на необитаемом острове, отправлялся добровольцем на войну с Наполеоном, дружил с Пушкиным, Гоголем, Вяземским, Грибоедовым, с князем Михаилом Долгоруковым и многими другими известнейшими персонами. Двенадцать детей имел, и одиннадцать умерли во младенчестве— ровно столько человек он на дуэлях застрелил. Считал это наказанием, завел список убиенных и после смерти очередного ребенка зачеркивал по одному имени из убитых им и писал напротив: «квит». Только дочка Прасковья, двенадцатый ребенок, осталась в живых и дожила до глубокой старости.

– Неслабо.– Сабуркин с пристальным интересом смотрел на здание горбольницы, словно видел на его месте особняк Федора Толстого и в окнах его горел свет. – Были знакомы?

– Не то чтобы близко, пару раз сиживали вместе за карточным столом, на приеме у Долгорукова встречались, да случилось еще отговорить его от двенадцатой дуэли. Больше не пересекались наши дороги.

Они пошли дальше, оставляя позади больницу, и вскоре подошли к входу в ресторан «Келья» – гранитной арке с тяжелой деревянной дверью. Толкнув дверь, Феликс вошел внутрь. Просторное помещение, разделенное на бар и ресторан, тяжелая темная мебель, небольшие столики со стульями, длинные столы со скамейками. Негромко играла музыка. Занята была всего пара небольших столиков.

– Похоже на пивной ресторан, – сказал Феликс. – Странный выбор для ясновидящей женщины.

–Это, наверное, из-за меня, – немного смутился Валентин. – В прошлую нашу встречу сказал, что люблю пиво, но давно не пил хорошего, разливного.

Феликс покосился на него, но ничего не сказал.

Диана еще не пришла. Они заняли столик неподалеку от входа, Валентин взялся изучать меню, а Феликс стал смотреть на дверь, ожидая появления свидетельницы.

– Жрать охота, – пробормотал Сабуркин, – но цены тут…