Либкин внимательно оглядел ее. Халат свободно облегал стройную фигуру девушки, глаза ее казались еще чернее, больше, чем обычно.
— Очень!
— Что очень?
— Халат тебе очень идет.
— У вас все «очень». Я не верю вам, Либкин.
Она попросила немного подождать и быстрыми шагами направилась в больницу.
В ожидании Лили он принялся расхаживать вдоль больничного корпуса. Неожиданно кто-то тронул его за руку. Перед ним стояла Лиля. В ярком крепдешиновом платье девушка также была красива, но красива уже по-иному, и трудно было сказать, какое из этих одеяний больше шло ей.
— Халат тебе, пожалуй, больше идет, — заметил Либкин.
— Это вам так кажется, — рассмеялась Лиля, польщенная его замечанием. Она ведь специально выбегала к нему раньше, чтобы он мог посмотреть на нее в халате. — Так что же, — спросила она, — пойти мне снова переодеться?
— Не надо, — ответил он. — «Во всех ты, душенька, нарядах хороша…» А я добавлю: очень и очень.
— Ах, опять «очень»? — Лиля бросила на Либкина строгий взгляд.
— Что же мне делать, если ты и впрямь очень…
— Ничего не «очень». Я обыкновенная девушка, обыкновенная биробиджанская девушка, и не ищите, прошу вас, во мне ничего исключительного или необыкновенного.
И, немного помолчав, добавила:
— Иначе вы еще во мне разочаруетесь… А я не хочу, чтобы вы разочаровались, слышите?
— С такими глазами и такими ямочками на щеках тебе этого нечего бояться, — сказал Либкин, крепко беря девушку под руку.
От этих слов и его прикосновения у Лили перехватило дыхание. Она долго не могла попасть с ним в ногу. Некоторое время они шли молча.
— Так что же мы будем делать? — спросил он наконец.
— Что значит что? Мне кажется, мы уже что-то делаем.
— Что именно?