И, помолчав, добавил:
— У евреев, как и у каждого народа, конечно, есть и свои уроды и ничтожества, и таких немало! Но не они представляют народ. Народ представляют Велвл Шпитальник, его жена, дети и подобные им. За дюжину гнилых интеллигентов, мнящих, что на них держится свет, не отдам я и ногтя с ноги Володи Шпитальника.
Пока мы осматривали участок, подоспели Галя, Гиршке, Лиля и еще двое-трое знакомых. Полкан подарил им один-единственный взгляд, блеснувший из полузакрытого глаза, — он считал и этих людей своими.
Мы все вместе поднялись на крыльцо, ведущее на застекленную веранду. Эмма шел впереди. На верхней ступеньке он вдруг остановился и дал нам знак, чтоб остановились и мы. Стоя один позади другого, мы через широкое окно веранды увидели Велвла Шпитальника, работавшего у столярного верстака.
Велвл крепко стоял на коротковатых ногах, а верхняя часть его бронзового от загара, худого, но мускулистого тела в зеленоватой майке ритмично двигалась взад-вперед за большим рубанком, из-под которого без конца кудрявилась золотисто-желтая стружка. Погруженный в свою работу, он напоминал запущенный в ход механизм, который не скоро еще остановится.
Эмма с шумом распахнул дверь и крикнул:
— Смотрите, как этот человек нарушает праздничный день!
Велвл прекратил работу, с недовольным видом обернулся, но, увидев нас, сдержанно улыбнулся и сказал:
— Эмка со своими фокусами!
Были в этих словах и легкий упрек, и удовольствие, которое хозяин дома испытывал всякий раз, когда веселый, жизнерадостный Эмка появлялся на пороге его жилища.
— Что — Эмка? — отозвался тот. — Отдыхать-то когда-нибудь надо?
В эту минуту дверь из передней комнаты открылась, и на веранду вошла Фира с большой поварешкой в руках.
— Вот-вот! — в сердцах проговорила она. — Хоть вы его вразумите! Мои слова уже не помогают… Чтобы человек никогда не знал разницы между буднями и праздником.
— А что, собственно, для тебя означает праздник? — повернулся к ней Велвл.
— Любой человек на свете, кроме тебя, — ответила Фира, — знает, что в праздник не работают.
— А тебе пора бы уже знать, что, когда я работаю, у меня праздник!
— Что вы скажете на это? — обратилась к нам раскрасневшаяся Фира.
— А сама она, вы думаете, лучше? — спросил Велвл.
Да, мы знали — она, Фира, тоже «не лучше»… В этом смысле они были, что называется, «два сапога — пара». Это-то, очевидно, и соединило их, когда ему было едва восемнадцать, а ей неполных семнадцать лет. И вот у них уже трое детей, старшая дочь на выданье, а сами они еще довольно молоды.
Но, схожие характерами, они совершенно не походили друг на друга внешне. Он невысок, худощав, но, как говорится, крепок в кости. Небольшие зеленоватые глаза на худом, продолговатом лице всегда полны выражения озабоченности. Молчун. Его правило в жизни — язык может отдыхать, работать должны руки. Она, кругленькая, полненькая, с черными как смоль волосами и темным пушком над верхней губой, улыбчива, говорлива, из тех, о ком говорят: «Женщина-огонь».