— Не твоя забота…
— В сарае дрова, уголь. Хотя бы ты печку истопил, замерзнешь ведь…
Молчание.
— Тебе нужны деньги? Вот…
— Как хочешь…
После этого Эммануил еще заглядывал к Либкину, но разговора не получалось. Либкин все в той же позе лежал на тахте, устремив ничего не видящий взгляд в потолок.
— Скажи, Шолом, — обратился к нему Эмма, — кого ты считаешь виноватым в твоем теперешнем положении? Может быть, виноват я, тем, что уговорил тебя сюда приехать?
— Ничего не считаю. Прошу — оставьте меня все в покое…
Я об этих посещениях Эммы к Либкину ничего не знал. Загруженный работой в школе, в педагогическом техникуме, а вдобавок еще и в вечерней школе, я не видал никого из своих друзей с того самого дня, когда мы все вместе собрались у Шпитальников и Эмма познакомил нас с его новым другом, командиром пограничной заставы Грицком Охримовичем Убейбатько. С тех пор прошел месяц, а может, и больше. Подходил к концу ноябрь. Усталый, но довольный (почти все мои ученики хорошо справились с контрольной работой), возвращался я из вечерней школы, где проводил последних два урока.
Светила полная луна. Снег звучно скрипел под ногами, предвещая на ночь крепкий мороз. Дышалось свободно, легко и хотелось подольше оставаться среди этой сверкающей морозной ясности.
Людей на улице было не много, и я издали еще разглядел Эмку. Он шел, крепко о чем-то задумавшись, и не заметил меня, даже почти со мной поравнявшись.
— Эмка!
— А?
Выведенный из задумчивости, он с удивлением уставился на меня и тут же сказал:
— Вот хорошо, что встретились! Есть у тебя хотя бы немного свободного времени?
— Что ж, ты привык к тому, что я всегда занят?
— Так ведь оно и есть.
— Но на сей раз я иду с последних двух уроков в вечерней школе и свободен до завтрашнего утра.
— Отлично! Нам как раз нужно поговорить об одном важном деле, даже о двух.
На Эмме были длинная шинель, которая, очевидно, мало его грела, сапоги. Единственной по-настоящему зимней вещью на нем была меховая шапка. На похудевшем лице роговые очки казались еще больше.