Андрей Платонов (настоящее имя Андрей Платонович Климентов, 1899–1951) – русский писатель, драматург, поэт. В качестве фронтового корреспондента Андрей Платонов был на Гражданской войне. Во время Великой Отечественной войны в звании капитана служил военкором газеты «Красная звезда». Огромный жизненный и военный опыт лег в основу богатейшего творческого наследия писателя. Самая яркая черта прозы А. Платонова – его оригинальный, не имеющий аналогов в русской литературе язык. О своих героях – и о своем народе – Платонов сказал: «Они жили полной и общей жизнью с природой и историей, – и история бежала в те годы как паровоз, таща за собой на подъем всемирный груз нищеты, отчаяния и смиренной косности».
v 1.0 — конвертация из epub, оптимизация обложки, доработка структуры, разбивка текста на части, оформление примечаний — poRUchik
Андрей Платонов
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
© Платонов А., насл., 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Повести
СОКРОВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК[1]
I
Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки.
– Естество свое берет! – заключил Пухов по этому вопросу.
После погребения жены Пухов лег спать, потому что сильно исхлопотался и намаялся. Проснувшись, он захотел квасу, но квас весь вышел за время болезни жены – и нет теперь заботчика о продовольствии. Тогда Пухов закурил – для ликвидации жажды. Не успел он докурить, а уж к нему кто-то громко постучал беспрекословной рукой.
– Кто? – крикнул Пухов, разваливая тело для последнего потягивания. – Погоревать не дадут, сволочи!
Однако дверь отворил: может, с делом человек пришел.
Вошел сторож из конторы начальника дистанции.
– Фома Егорыч – путевка! Распишитесь в графе! Опять метет – поезда станут!
Расписавшись, Фома Егорыч поглядел в окно: действительно начиналась метель, и ветер уже посвистывал над печной вьюшкой. Сторож ушел, а Фома Егорыч загоревал, подслушивая свирепеющую вьюгу, – и от скуки, и от бесприютности без жены.
– Все совершается по законам природы! – удостоверил он самому себе и немного успокоился.
Но вьюга жутко развертывалась над самой головой Пухова, в печной трубе, и оттого хотелось бы иметь рядом с собой что-нибудь такое, не говоря про жену, но хотя бы живность какую.
По путевке на вокзале надлежало быть в шестнадцать часов, а сейчас часов двенадцать – еще можно поспаться, что и было сделано Фомой Егорычем, не обращая внимания на пение вьюги над вьюшкой.
Разомлев и распарившись, Пухов насилу проснулся. Нечаянно он крикнул, по старому сознанию: