Испорченная реальность

— Забудь, — сказала Анна, убирая руку и резко поднимаясь из-за стола. — Притворись, что я этого не говорила.　

— Конечно. — Я тоже встал.　

— Итак, — сказала она, оглядываясь, положив руку на спинку стула. — Что теперь?　

— Честно говоря, я не знаю.　

V　

Говоря по правде, я не разбираюсь в Библии. Читал отрывки, изредка ходил в разные церкви. Знаю самые популярные истории. Про Адама и Еву, Ноя, Лазаря. Помню, что Иезавель там тоже была, по крайней мере одна, но мало о ней знаю. Кажется, недавно кто-то сочинил песню. На ум приходит только накрашенная Иезавель — она подвела глаза перед тем, как ее убили. Я никогда не слышал, чтобы так говорили, но понимаю, что это значит.　

Эта Иезавель тоже красит глаза — подчеркивает светло-желтыми тенями. Это единственный ее макияж, ведь ее лицо идеально. Я подумал так, как только ее увидел.　

Мы выходим из туннелей на свет (этого я не ожидал, разве уже пятница?), солнце слепит глаза, а потом я смотрю на Иезавель. Она щурится, так что я не могу понять, какого цвета у нее глаза — вижу только эти желтые тени. Они странно выглядят на свету. Она худая, гибкая, с высокими скулами и волевым подбородком. Наверное, она умеет настоять на своем.　

Но я ей не подчинился («Доверься мне»), и отвлечь меня не так-то легко. Я помню лицо Карен. Оно поблекло, стерлось, расфокусировалось, но осталось теплым, родным и близким. Если я ослепну, все равно его не забуду. Могу вспомнить мягкость ее кожи, теплую слезинку на щеке.　

— Она счастлива? — спрашиваю я.　

— Твоя жена? — Иезавель читает мои мысли или, по крайней мере, мысли тех, что остались позади. Она, наверное, думает так обо всех утраченных. — Возможно.　

— Она ведь этого хотела?　

Иезавель качает головой.　

— Мы не знаем.　

— Ты себя этим утешаешь, да? — спрашиваю я.　

— Иногда. Сгодится любое утешение.　

— Ты ведь чем-то пожертвовала? Отправилась со мной, привела сюда...　

Я оглядываюсь, все еще не понимая, где мы. В переулке — не длинном, не широком, не высоком. С одной стороны за забором виден край железнодорожной платформы, с другой — пригородная улочка.　

— У тебя было положение.　

— Роль, — говорит она. — Приходит время, и мы отказываемся от ролей, идем дальше, растем.　

— Иеремия пошлет кого-нибудь, чтобы убить нас?