— Я родилась в Шанхае. Мои родители переехали в Австралию, когда мне было десять. В четырнадцать, довольно неожиданно, их не стало. И меня тоже.
— Это ужасно.
Она улыбается:
— Мне не нужна жалость.
— Прости.
— Ты хотел знать, и я сказала. Тени нашли меня, приняли, заботились обо мне. Женщина по имени Магда, поблекшая несколько лет назад, научила меня целительству.
— Поблекла? Как это?
— Кладбище слонов, — говорит Дайю.
Я понятия не имею, о чем она, и это отражается у меня на лице.
— Это западный миф, да? — уточняет она. — Когда наступает время умирать, ты уходишь в лес и не возвращаешься.
— Мы поблекли, — говорю я. — Ушли в лес и не вернемся.
Она хихикает:
— Ты прав.
— Мы поблекли, — повторяю я, качая головой, мысленно прокручивая слово. Воспоминания блекнут. Это нас ждет? Когда последний человек, который нас знает, умрет, мы просто исчезнем? Я не могу в это поверить. Скорее всего, призраки блекнут потому, что устают от такой жизни. Идут дальше. Начинают заново. Я гадаю, не был ли Иеремия одним из таких поблекших. Или Иезавель. Призраки не стали ее обращать. Нет, они с самого начала хотели ее очистить — без споров, обсуждения и шансов.
— Это, — говорит Дайю, — дает мне надежду.
Она прижимается ко мне, смотрит сквозь струи воды и добавляет: — Мы можем победить. Можем жить снова.
— Нужно идти, — говорю я.
Уже разгар дня. Призраки не входили в пещеру, но, чтобы узнать, не ждет ли нас целая сотня на мостике, надо проплыть под водопадом. Конечно, они не бросят поиск. Они не глупы. Скорее всего, вернутся сюда.
— Нельзя, — говорит Дайю.
— Мы должны. — Я соскальзываю вниз, стараясь не поднимать брызг, хотя рев водопада их заглушает. Я жду, что будет холодно, но вода просто ледяная. Хуже, чем я помню. Одежда на вершине списка моих приоритетов. Бегать по лесу голым, наверное, можно, но в Сиднее так далеко не уйдешь.