Безопасность непознанных городов

22
18
20
22
24
26
28
30

Болящие от света глаза различили по разные стороны огня две обнаженные фигуры, мужскую и женскую, обе очень странно изуродованные. До Вэл не сразу дошла истинная непристойность того, что с ними сотворили. 

Отрезанные кисти мужчины были грубо пришиты к телу в неприличнейшей позе и, будто серые крабы, с обеих сторон обнимали мошонку, встречаясь на головке пениса ссохшимися большими пальцами с выпавшими либо вырванными ногтями. 

Не успела Вэл прийти в себя от вида мужчины, как ее взгляд наткнулся на новое ужасное зрелище — женщину с отрезанными грудями. Одну вшили в рот, чтобы вечно кормилась от безжизненного соска. Вторая висела между ног, будто вымя. Поверх кошмара во рту выглядывали мутные, остекленевшие глаза. Внезапно женщина тихо зачмокала. 

Вэл отшатнулась к стене. Пальцы впились в камень за спиной, а огонь меж тем выхватил из темноты новые подробности. Многочисленные языки сошлись в карандашно тонкие цветные копья, что пятнистыми отблесками ложились на глинобитные стены и радугами преломлялись на чудовищных ранах пары. 

Сгусток темноты рядом с пламенем забурлил, меняя свои очертания. 

— Впервые увидев этот огонь, я не смог отвести глаз, — добродушно произнес тихий, почти мелодичный голос. — Думал, я под гипнозом или сошел с ума. В измирской тюрьме для сексуальных извращенцев сумасшествие было таким же обычным делом, как тараканы в мясном рагу. 

— Если у нас намечается разговор, хотя бы выйди туда, где я смогу тебя видеть. — Вэл отвела взгляд от изувеченных тел. — Тебя либо того, чей облик ты принял. 

— На этот раз никаких иллюзий. Превращения сильно меня истощают. Слишком быстро достигаю своего предела. 

На этих словах от большой тени отделилась другая, поменьше — Филакис.

Он вышел вперед. Лицо выглядело осунувшимся, изможденным. Седые пряди в бороде и волосах, похоже, стали многочисленнее. Длинные изящные руки костлявостью навевали сравнение с трупом. Филакис был в коричневом балахоне, который от соприкосновений с кожей довольно громко потрескивал при каждом движении. Наверное, ощущения точно от наждачной бумаги, подумала Вэл. 

— Последний раз ты видела меня в истинном обличье, когда я пришел наказать свою зверюшку. Там, в Фесе, ты попыталась оттащить его от меня. Я чуть не забрал тебя тогда, но подумал, Маджиду будет больней, если тебя оставить. 

— Маджид... где он? 

— Там, где тебе не отыскать. Отбывает наказание. 

— Где? 

— Неважно. Ты больше его не увидишь. 

— Мне сказали, он мертв. 

— Знаю... эта маленькая байстрючка. — Филакис домиком сложил под подбородком пальцы, напоминавшие паучьи лапы. — Как у большинства детей, обман ей родной язык, а ложь — игрушка. Только дураки верят всему на слово. 

— А Симона? Зачем ты разыграл меня, притворившись ее трупом? Смысл? 

— А разве желания поразвлечься мало? Это было испытание, раз уж спрашиваешь... и ты его провалила. Мне нравится испытывать людей, выяснять их способность к жестокости, сочувствию. Собственно, я и ожидал, что ты провалишься, но решил проявить непредвзятость. 

— И в чем мой провал? В том, что купилась на иллюзию? Приняла тебя за настоящую Симону?