Теперь Манька могла наблюдать и размышлять одновременно.
Тот, кто взял на себя право рубить неугодные для себя деревья и держал секиру, забыл, что корни пускают поросль, что каждая ветвь, воткнутая в землю, может пустить корень. И камни будут добрым удобрением, если сам Дьявол готовит почву – для нее камни стали хлебами. Самое меньшее, что могли ожидать от нее вампиры – она не собиралась сдаваться.
Манька покачала головой, как-то неожиданно успокоившись.
Толпа глумилась над нею, и, как всегда в таких случаях, когда над ней издевались, наступил момент, когда она стала невосприимчивой к боли, переступив боровой порог. Ад был домом Дьявола, и сам он врастал в землю вселенной именно здесь. Здесь он был настоящий, и мог ходить по своей земле только голосом. Ползал туда-сюда, и приходил к ней, и, может быть, наблюдал за нею, но обрисовать себя как внизу, не мог. Твердь была его плотью, а то, что она видела там – прикладной рисунок, который мог сбить с толку только ее. Зато Дьявол мог вылепить для нее все что угодно, как она, когда нарисовала могилки. Нерукотворное…
Круиз обещал стать интереснейшим познавательным мероприятием. Тоска, страх, печаль, тревога – каждое чувство выскакивало из земли неприятелем, внезапно облекаясь в слова. «Ад – верное средство от всех хворей!» – согласилась Манька, окончательно утвердившись в мысли, что Ад и без кипучей серы местечко веселенькое. Получалось: она угодила в санаторий, и лечится.
– Я жить без тебя не могу…
«Без кого?» – шею стянуло, в ухе стало горячо.
– Ты же понимаешь, что ты не можешь без меня жить. Я всегда буду тебе нужен…
«Понятно!.. Нет, не нужен. Без тебя я почувствую себя трижды счастливой…»
– Убью!
«Как? В Ад за мной полезешь? Милости просим!» – скривилась Манька, закрываясь от ударов и подставляя чертей, на которых нельзя было смотреть без слез.
Господи, сколько мерзости!
Дьявольское стратегическое изобретение имело представление о червяках и умело выслеживало их, выставляя на обозрение. Голова черта принадлежала Дьяволу. Кто бы смог еще так раздеть человека? Она была благодарна чертям, за то, что приняли на себя часть ее мучений. Вряд ли они страдали, как она в тот день, когда пала жертвой вампиров – и каждый день после распятия. Распятие оказалось умное, со смыслом и значением, не как попало. Застрявшие образы (тоже, в общем-то, вполне могли оказаться чертями!), которым она не могла найти правильное место в своей жизни и жизни вампира, начинали ее злить. Они кучковались возле чертей, изображая ее, перебегали с места на место, как будто не знали, куда себя пристроить, и речи их порой не соответствовали шевелению губ – в избе черти вели себя точно так же.
Манька вспомнила избы, Борзеевича, горячую и здоровую пищу.
Знали бы они, как она скучает, и только надежда вновь увидеть их давала ей силы!
Святой Отец придавил голову крестом, высказывая пожелание быстрейшего избавления мира от скверны. Казалось, что Отец с удовольствием выдавил бы ей мозги, если бы так было безопасно для вампира.
– Прикрываются Йесей, чтобы посылать на подвиг кого угодно! Красиво бьют, с толком… Нет, чтобы повторить подвиг своего героя самим! – возмутилась она, обращаясь к Дьяволу, раскрывая весь свой умственный потенциал. Образ нужно было рассмотреть, разобрать, успокоить. Но, похоже, умом такие задачки не решались. Святой Отец, избавляя ее от Дьявола, а мир от скверны, которой была она, ни за что не желал избавить ее от себя самого. Иногда он проговаривал слова, а звуки не выходили из его поганого рта, или она не слышала их.
– И бросить в геенну огненную… – возвещал он громовым голосом. – Изыйди! Изыйди! Я есмь Истина!..
Черт, пребывая в сумрачном состоянии, с расширенными зрачками и заторможенными движениями, начал биться в сети, которую на него накинули.
«Е-мое! Да меня же в веру обращают!» – догадалась она, закрываясь от креста, которым мужчина в сутане норовил ткнуть ей в глаз.
ebooksa