В 11 утра мы явились в Верховный Суд. Я старалась сконцентрировать мысли только на настоящем времени, чтобы хоть немного уменьшить волнение. О результатах суда запретила себе и думать. После родного уже металлоискателя нам выдали пропуска и пустили на верхний этаж, где нас ждали журналисты, что было оговорено заранее. Эдакое око общественности, которое бдило за тем, чтобы вершилось правосудие, а не судилище.
Дождались приезда адвоката Александра Голованова и сплоченной командой вошли в зал. "Встать! Суд идет!". Вошли три черные мантии и заполнили собой пространство: началось. Длилось заседание часа четыре и протекало, хоть и с виражами, но в целом позитивно. Пару раз накатывало ощущение, что от наших ответов вряд ли что зависит. Из особенно напряженных был момент, когда Александр подал ходатайство о привлечении к делу дополнительных документов. Важных и нелегко нам доставшихся – заключения Астахова и Министерства Образования, справки от других российских и немецких инстанций, наше завещание с назначением моей сестры опекуном Эли в случае, если мы не сможем заботиться о ней, и прочие бумаги, которые должны были еще более усилить нашу позицию.
Загвоздка в том, что по закону суд апелляционной инстанции работает только с имеющимися в деле документами и принимает новые лишь тогда, когда имеется уважительная причина, по которой они не могли быть поданы раньше. По существу таких причин у нас не было. Поэтому наш адвокат откопал в деле мелкие нарушения со стороны приморской судьи и придрался к ним, требуя на их основании перейти к рассмотрению дела не в рамках апелляции, а по правилам первой инстанции.
Голованов раскрыл свои карты, и судьи в ответ нахмурились. Средний из них, восседавший до этого с видом отвлеченного от дел Бога, угрожающе изрек: "Вы отдаете себе отчет в том, что если мы удовлетворим ваше ходатайство о переходе к рассмотрению дела по правилам первой инстанции, то заседание придется отложить? Ведь нам нужно будет уведомить всех участников процесса, пригласить их заново и так далее". У меня внутри все похолодело. Перенос? Еще на несколько месяцев? С другой стороны, идти ва-банк и согласиться на сейчас, без привлечения наших новых бумаг, более рискованно. Что делать? Мы посовещались, и Голованов заявил о том, что наше ходатайство о переходе на правила первой инстанции мы временно отзываем и просим приобщить к делу наши дополнительные документы. Суд удалился на совещание по данному поводу. Минут двадцать я дрожала осиновым листом, молча кивая на уверения адвоката, что если они сейчас откажут нам в приобщении новых бумаг, то рисковать опасно и надо настаивать на переходе к рассмотрению дела по правилам первой инстанции и переносить заседание. "А если они примут наши документы, то это заявка на победу, – шептал он, – так как это будет означать, что они идут нам навстречу".
Монументальные фигуры в черном внесли свою величавость обратно в зал и огласили, что все документы, кроме трех, не самых существенных, приняты и приобщены. Мы выдохнули. Потом были выступления сторон, вопросы, ответы. Рядом с нами был опытный адвокат, на столах – кипы документов от всевозможных инстанций, в коридоре – нацеленные на двери зала камеры журналистов, в интернете более трети миллиона подписей нашей петиции. Шло к тому, что всё должно быть хорошо.
Последовал еще один момент, который снова заставил мое сердце ускориться. В конце заседания головной судья вопросил: "Я тут читал в СМИ Ваши обращения, петиции. Зачем Вы всё это сделали?!" Такого "виража" мы не ожидали, и я готова была провалиться под стол. С одной стороны, внутренне возликовала: ага, дошла-таки информационная волна до тех, кому она предназначалась! А с другой стороны, мною овладел страх: вопрос прозвучал с плохо сдерживаемым раздражением. "Вы что, думаете, что Верховный Суд сам не разберется? Вы что, не доверяете Верховному Суду?" Краснея и бледнея, я заявила, что Суду полностью доверяю, более того, только на него и уповаю, как на последнюю высшую инстанцию. А к широкой общественности мы обратились еще до вынесения постановления первой инстанции в страхе потерять нашего ребенка. Тему закрыли.
После каждому предоставили заключительное слово. Я еще раз постаралась вдохновенно донести, как мы ждем и как хорошо подготовлены к приходу Элечки в семью, а также подробно о невозможности попадания Эли в однополые партнерства. Адвокат тоже подчеркнул, что "в Германии толерантность, да, но партнерства – это абсолютно НЕ браки, и никогда не будет Эля переустроена в однополую семью". Театр абсурда с темой, набившей мне уже жуткую оскомину…
Заключительное слово передали представителю Генеральной Прокуратуры. "Прошу решение Приморского суда отменить". Это звучало хорошо, но, помня сценарий Приморского суда, я пока только напряженно слушала. "Суд удаляется на совещание". Около получаса мы ожидали. Я мысленно перебирала сказанное, оценивала: кажется, всё нужное было озвучено и всё возможное мы сделали. Будь что будет.
"Встать! Суд идет!". Я вся превратилась в слух и в зрение, жадно изучала каждую черточку лица каждого судьи, считывала интонации голоса, пытаясь предугадать каждое слово. Речь была начата спокойно и размеренно: это хороший знак. Но как же долго он зачитывал вступительные данные, имена, даты, обстоятельства дела. И вот – "Решение приморского суда от 4 сентября 2015 года ОТМЕНИТЬ".
АААААААААААААААААААААААА )))))))))))))))))))) Душа и сейчас ликует на этих словах. Я, Алик и адвокат не сговариваясь, схватились на этих словах за руки. Я шептала "спасибо… спасибо…" и сразу же почувствовала неожиданную слабость, будто все напряжение, сжатое в комок, в кулак, вдруг отпустило. Ноги подкосились, я задержалась о стол руками и… неожиданно для себя заплакала. От счастья и облегчения. Судьи дочитали свое определение, завершив его прекрасным оглашением того, что письменное решение можно будет забрать уже послезавтра (невообразимо краткие сроки). Это было СЧАСТЬЕ в чистом виде!
Судьи удалились через свой выход. А прокурор и секретари перешептывались: "Ну что, журналисты еще там? Как нам выйти?" "Да, еще там, нацелили свои камеры на дверь!" И тихий укор в нашу сторону: "Ну что же вы – журналистов пригласили. Такие дела по усыновлению вообще тихо надо делать".
После поехали с Александром Головановым и его помощницей отмечать победу в кафе. Там мы читали многочисленные поздравления, писали в ответ СМСки и сообщения. Потом нас поздравляла семья Исаковых, познакомились с их замечательными детьми. Был вечер ликования.
Слава Богу, и спасибо Мирозданию за этот день!
Затем были еще две недели, за которые нужно было слетать в Приморский край и оформить на месте выездные документы. После чего обратно в столицу, чтобы сделать немецкий паспорт для Эли. Очень хотелось вернуться домой еще в этом году. Правда, это были уже приятные хлопоты.
Но чтобы мы не скучали и не расслаблялись, нам устроили очередной квест. Из Уссурийска пришло сообщение, что так как суд проходил в Москве, то и свидетельство об усыновлении необходимо получить там же. Пробегали весь день по городу, все без результата. Информация противоречивая. Поскольку подобный вариант через Верховный Суд случается раз в Х лет, то никто ничего не знает наверняка. В итоге Москва отказалась нам что-либо оформлять. И мы побежали в аэропорт, чтобы решать этот бумажный коллапс уже на месте, в Приморском крае.
С билетами на самолет тоже были сложности. Из-за предновогоднего ажиотажа остались только дорогие, со многими пересадками или на прямые рейсы, но сделанные, по всей вероятности, из чистого золота. Обратились по телефону в известные авиакомпании – везде отказ. Мы уже смирились. И тут "Аэрофлот" перезвонил и сообщил, что организовал специально для нас недорогие билеты на прямой рейс, да еще с выбором удобных мест и детского меню для Эли. Туда – два билета, обратно – три. Красота! Приносим им искреннюю благодарность!
Когда оказались у Эли, она с гордостью объявила детям из группы: "Это моя мама!" И надо было видеть при этом ее глазки. Не зря весь путь проделан, ох, не зря!
…Потом была вновь Москва, где во всех инстанциях так непривычно стремительно всё складывалось. В канун Нового Года мы гладко долетели до Мюнхена. Часа за два добрались на электричке до своей остановки. И вот уже знакомые царапины родной двери. Навстречу нам шумно высыпали наши дети. Господи, спасибо, что наконец-то я могу написать эти заветные два слова – Эля дома.
ebooksa