Наверное, так болит сердце, когда осознает, что потеряло или вот-вот потеряет что-то очень дорогое. Кого-то очень дорогого…
Он не думал про Соню все эти дни. Не думал, потому что считал, что она в безопасности. А теперь вдруг разом осознал, что совсем она не в безопасности, что возможно, в это самое мгновение ее рвут на части фашистские псы…
– Митя! – Дернулся к нему батя. – Сынок, тебе больно?
– Все в порядке, – просипел он, выпрямляясь. – Мне нужно идти.
– Куда? – В один голос спросили Влас Петрович и батя.
– Туда! – Митяй уже поднялся на ноги. – Они их убьют! Они их всех убьют! Их нужно предупредить!
В лице отца тоже что-то дрогнуло, словно бы и его собственное сердце заныло от какой-то только ему одному ведомой боли.
– Я пойду сам, – сказал он решительно.
– Я с тобой! – Митяй не собирался сдаваться. Только не в этот раз.
– Один я управлюсь быстрее. – Батя осторожно отодвинул портьеру, всмотрелся в темноту за окном.
– Я пойду с тобой. – Влас Петрович откатывал рукава рубахи, оглядывал комнату в поисках своей куртки.
– Вы должны остаться и решить вопрос с фон Клейстом, – сказал отец тихо, а потом добавил еще тише: – Влас, одному мне будет проще разобраться. Понимаешь?
Влас Петрович очень долго молчал, а потом наконец кивнул.
– Я постараюсь вернуться, как можно быстрее. – Батя уже натягивал куртку. – Сева, Митя, вы поступаете в распоряжение товарища командира.
– Батя, ты не понимаешь, сколько там фрицев! Я иду с тобой! – Митяй тоже потянулся за курткой.
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – спросила Стелла.
– Влас Петрович объяснит, а мне пора! – Батя махнул им всем на прощание рукой и выскользнул за дверь.
Митяй выскользнул следом. Он уже не маленький мальчик, чтобы за него решали. И сил в нем уже предостаточно. Гораздо больше, чем было вчера. Вот сейчас догонит батю, и все ему объяснит. И про силы, и про… Соню.
Не пришлось никого догонять. Он еще привыкал к кромешной темноте подъезда, когда кто-то схватил его за плечи, прижал спиной к стене. В темноте блеснули два красных огонька, а потом послышался успокаивающий голос:
– Все в порядке, сынок. Это я. Давай-ка поговорим.