— Значит, ты уже на ее стороне?
Одна вещь — ее нельзя было вывести из себя — восхитила меня в Фионе, и была ее несомненным плюсом.
— Я всегда на своей стороне.
— ОНО сидит на моем месте, — грозно рыкнула Мона, и я, долго не колеблясь и не встревая в дискуссии, встала, взяла тарелку и чашку и пересела на другой стул.
Мона уселась на свое место и наполнила чашку кофе из термоса.
— Где Оливер? — спросила Фиона.
Мона ответила, делая вид, что меня нет:
— На охоте… — и не глядя на меня, добавила: — Она не сможет все время держаться подальше от него.
— Это заботы Винса.
Я чувствовала себя, как нежелательное домашнее животное, которое вы терпите за столом, до тех пор, пока оно остается невидимым. Так что прошло еще какое-то время, пока на кухню не вошел еще один член семьи. У молодого человека глаза были устремлены в пол, и его лицо пряталось за удлиненными светлыми волосами, поэтому я не могла видеть его глаз. Недолго думая-гадая, я уже догадалась, что он был тем волком, который объединился с Фионой против Моны и Оливера.
— Ты опять дрочил за сараем, Марсель? — спросила его Мона, и я могла слышать презрение в ее голосе.
По-видимому, я была не единственной, кому приходилось терпеть нападки в этой семье. Инстинктивно я почувствовала симпатию к Марселю, который сел рядом с Фионой как можно дальше от Моны.
— Я — Марсель, — тихо сказал он в моем направлении.
На мгновение я увидела его глаза. Они были ярко-синими, прекрасными, почти как у хаски.
— Эвелин, — ответила я.
Марсель, казалось, был единственным, кто видел во мне что-то другое, а не половую тряпку — возможно потому, что сам знал, что значит ею быть.
— Не разговаривай с ней, — приказала ему Мона, и он быстро отвернулся и схватил мюсли.
Я заметила, что никто больше ничего не сказал. Все ели молча. Только когда Мона закончила свой завтрак и вышла из кухни, конечно, не убирая посуду, Фиона снова посмотрела на меня.
— Теперь ты можешь убрать со стола, Эвелин. До сих пор это была работа Марселя, но отныне это будешь делать ты.
— Ну да, — расстроенно пробормотала я.