— Я беглый преступник и нахожусь в международном розыске за убийство копа, — ухмыльнулся я девушке, — Парни тоже, скажем так, не очень законопослушны. Так что попадаться в лапы береговой охраны нам нежелательно, ха-ха.
— Эээ, вы серьезно? — озадаченно спросила Эвелин и обвела взглядом всю мою гоп-компанию, — Черт, вы это серьезно! Боже, почему меня никто не предупредил, что мне предстоит провести полгода в компании настоящих уголовников?!
— Мисс, вы так все ноги собьете! — галантно прогудел из-под своей маски Эрик, — Давайте я донесу вас на руках!
— Даже не думай приближаться ко мне! — запальчиво воскликнула рыжая, — Я вам не портовая шлюха, и не потерплю, чтоб меня лапали!
— Горячая штучка! — одобрительно хохотнул один из пиратов.
Эрик ничего не сказал, но судя по сопению доносящемуся из-под глухого шлема он обиделся. Я только ухмыльнулся и сосредоточился на том, чтоб не растянуться на этих чертовых корнях мангровых деревьев. Ходить в темноте по тропическому лесу в тонких кожаных мокасинах то еще удовольствие. Но, как говорят французы: ноблиссе оближ — положение обязывает, эти мокасины были частью образа так же как костюм и золотой пистолет. Рядом чертыхнулась споткнувшаяся в очередной раз Эвелин и я с удовлетворением подумал что ходить по тому же лесу в вечернем платье и тонких чулках еще хуже.
До лагуны, где оставили Баррозо мы добрались за полчаса, не встретив никого — слава богу. На горизонте уже светился край восходящего солнца. На берегу нас дожидался небольшой катер, в который мы набились как сельди в бочке. Я бесцеремонно дернул за руку Эвелин которой не хватило отдельного места, и посадил себе на колени.
— Начнешь возмущаться — будешь добираться до корабля вплавь, — предупредил я девушку, которая уже готовилась взорваться возмущенным восклицанием.
Рыжая захлопнула рот, и с гордым видом похищенной принцессы сидела у меня на коленях до тех пор, пока мы шли к Баррозо, гордо показывая, что она делает тем самым мне великое одолжение. Пираты, сидящие рядом со мной с удовольствием глазели на очень недурные ноги моего личного брейнстримера в драных чулках и многозначительно ухмылялись. Я погрозил им кулаком и улыбки подувяли, но глазеть эти охальники не прекратили.
— Выбиваемся из графика! — встревоженно сказал мне Антонио Боррего, встретивший меня на борту.
— Дело сделано, командуй отход! — сказал я, подавая руку девушке, которая пыталась подняться по штормтрапу, одновременно придерживая рукой платье так чтоб пираты оставшиеся в катере не смогли ничего разглядеть. Судя по тому, как снизу кто-то восхищенно присвистнул, получалось это у рыжей не очень хорошо.
— Добро пожаловать на борт Баррозо, Эвелин, — громко сказал я, — Позволь тебе представить нашего капитана Антонио Боррего!
— Где здесь моя каюта? — с истеричной ноткой в голосе спросила рыжая, проигнорировав капитана. Тот, впрочем, тоже не обратил особого внимания на красотку в вечернем платье, тревожно вглядываясь в горизонт.
— Твоя каюта? — хохотнул я, — Эвелин, это тебе не круизный теплоход, а пиратский катер! Отдельные каюты есть только у меня и у капитана Антонио — к кому хочешь на постой?
— Ссука! Куда я попала?! — разъяренной коброй прошипела рыжая, — Ладно, веди в свою каюту, Эндрю Блад!
На борт поднялся последний участник налета и в ту же секунду Антонио скомандовал поднять якорь. Баррозо начал сдавать кормой назад, выходя из заводи, не дожидаясь подъема якоря — дизели судна все это время молотили на холостом ходу.
Я взял рыжую за руку и повел в свою каюту, которая находилась в коровой надстройке. Раньше это была каюта капитана, но я своим произволом выселил Антонио из нее. Боррего был очень недоволен, но возражать не посмел, собрал свои вещи и в свою очередь выселил кого-то из соседней гораздо меньшей каюты в общий кубрик. Таким образом, я стал обладателем собственной жилплощади площадью аж в двенадцать квадратных метров! И это была роскошь, недоступная никому другому — большинство пиратов на борту ютились в двух общих кубриках, имея только подвесные гамаки и личные шкафчики для вещей.
— Спать я с тобой не буду, даже не мечтай! — такими были первые слова Эвелин, когда я закрыл за собой водонепроницаемую дверь, которую здесь называли клинкет, а я нагло продолжал называть просто дверью. Не то чтобы мне было сложно запомнить это название, просто мне нравилось, как забавно перекашивало физиономии моряков, когда я называл клинкет дверью а гальюн — туалетом.
— О боже, Эвелин, ты разбиваешь мне сердце, — картинно заломил я руки, — Всю жизнь, сука, мечтал, чтоб мой член во всех подробностях разглядели все извращенцы и дрочеры — любители брейнмуви!
Я открыл шкафчик для белья, достал свой спортивный костюм и небрежно бросил насупившейся рыжей: