Вампир встряхнулся и прыгнул к Ларе, приземлившись на четвереньки. Движение это было не лишено красоты, но какое-то чужое – скорее паучье, чем кошачье. Почти ползком он подобрался к ней и, схватив за шею, прижал плечами к стене. А потом высунул длинный кожистый язык и принялся, шипя от наслаждения, слизывать кровь.
Одноухий, отталкиваясь от земли здоровой рукой и извиваясь как змея, тоже подобрался к ней.
– Вторая по старшинству у Рейтов, – проскрежетал он. – И тот Белый, что нас предал. Вот теперь вы, голубчики, оба мои.
Лара сделала попытку стряхнуть вампира, лизавшего ее кровь, но сил ей явно не хватало, и она все еще выглядела оглушенной.
– Пошли вон!
– Моя! – повторил Одноухий, откидывая ее волосы с шеи.
Второй вампир без труда отвел ей руки и прижал за запястья к стене у нее над головой.
Одноухий коснулся языком Лариных губ:
– Я покажу тебе, что такое настоящий вампир. Скоро, скоро ты увидишь все совсем в другом свете. Но и тогда останешься хороша. Сейчас, сейчас я порадуюсь…
Лара извивалась, пыталась вырваться, но взгляд ее так и не прояснялся, а движения становились все менее координированными. На лице ее проступил ничем не прикрытый испуг: вампиры навалились на нее и впились зубами в ее плоть. Теперь к ее воплям добавились омерзительные хлюпанья и причмокивания.
Именно этого я и дожидался. Стоило им присосаться как следует, как я по возможности тише в несколько прыжков – не зря я все-таки занимался фехтованием – одолел разделявшее нас расстояние и с размаху вогнал шестидюймовую шпильку одной из Лариных туфель остававшемуся пока целым вампиру аккурат промеж лопаток. Замах вышел отличный, да и разбег добавил энергии удару – каблук вонзился чуть левее позвоночника, прямо в истлевшее вампирское сердце.
Результат вышел неплохой, хотя я бы желал большего. Вампир не взорвался и не рассыпался в труху. Но все же завопил во всю мощь своих давным-давно истлевших легких и задергался почти столь же впечатляюще, как тот, в которого шмякнулась индейка. Он повалился на землю, и на мертвом лице застыла гримаса удивления и боли.
Одноухий чуть запоздал с реакцией. Когда он оторвал окровавленный рот от полушария левой Лариной груди, я уже держал наготове амулет моей матери и сосредоточил на нем все свое внимание, всю свою волю.
Тут такое дело: я слышал, что сила веры – просто еще один аспект той магии, которой я обыкновенно пользуюсь. Слышал я и то, что эта энергия совершенно иного рода, не имеющая отношения к жизненным силам, которые я ощущаю повсюду вокруг себя. И наверняка она вызывает у тех разнообразных созданий, с которыми мне приходится иметь дело в моей чародейской практике, совсем другую реакцию, чем обычные мои заклинания, – так что, вполне возможно, они вообще никак не связаны.
Впрочем, это ровным счетом ничего не меняло. Я ведь не распятие совал в лицо этой гадине. Я держал в руке то, во что верил сам. Пятиконечная звезда амулета символизирует пять сил вселенной – воздуха, огня, воды, земли и духовной энергии, упорядоченных человеческой мыслью, человеческой волей. Я верю в то, что те, кто умеет управлять этими силами, несут ответственность, чтобы использование их было направлено во благо, – и силы моей веры вполне хватило, чтобы обрушить ее на Одноухого.
Пентаграмма вспыхнула серебристо-голубым сиянием, ярким, как дневной свет. Высохшая кожа Одноухого, туго обтягивающая череп, начала расползаться, а брызнувшая из трещин густая жижа немедленно загорелась тем же серебристым пламенем. Вампир заверещал и отпрянул от огня. Если бы их оставалось двое – они напали бы на меня с противоположных сторон, потому что свет пентаграммы мог поразить только одного. Но я лишил их такой возможности и преследовал Одноухого, держа пентаграмму перед собой и не ослабляя заряда воли.
Одноухий перекатился через продолжавшего дергаться вампира с торчавшими из груди индюшачьими ножками, и тот – возможно, моложе или просто уязвимее, чем вожак, – разом вспыхнул факелом, стоило лучу пентаграммы коснуться его. Мне пришлось отступить на шаг от жара, и очень скоро от вампира не осталось ничего, кроме пережаренной индейки.
Когда мои глаза снова немного свыклись с темнотой, Одноухого и след простыл. Оглянувшись через плечо, я увидел, как обратившаяся Лара Рейт – глаза и кожа ее сияли тем же серебристо-белым светом, как и у Томаса несколько минут назад, – методично превращает в кровавую кашу последнего вампира. Продолжая кричать во всю мощь своих легких, первыми ударами она разбила в труху его лицо, потом расплющила череп. А потом оторвала Черному башку к чертовой матери, убив его раз и навсегда.
Она медленно поднялась на ноги; взгляд ее белых глаз оставался отрешенным, лишенным чего бы то ни было человеческого. По белой коже стекали струйки темно-алой, бурой и темно-зеленой жидкости, смешивавшиеся с потеками ее собственной бледно-розовой крови. Грива темных волос растрепалась и свисала беспорядочной массой. Вид у нее был разом напуганный, разъяренный – и все равно соблазнительный как черт знает что.
Голодный взгляд суккуба обратился на меня, и Лара сделала шаг в мою сторону. Я ослабил концентрацию воли на пентаграмме, и она погасла. Все равно против Лары она была бы бесполезна.
ebooksa