Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

22
18
20
22
24
26
28
30

– И что же?

– А то, что для нас это смертельно. Мы можем внушать страсть, похоть, но это всего лишь жалкая тень любви. Иллюзия. Опасная эта штука – любовь. – Он тряхнул головой. – Не забывайте, дружище, любовь убила динозавров.

– Как-то я был уверен, Томас, что динозавров погубил метеорит.

Он пожал плечами:

– Нынче в научных кругах популярна теория, что падение метеорита привело к вымиранию только крупных видов. Но, кроме них, было ведь полно всяких мелких рептилий – размером плюс-минус с тогдашних млекопитающих. По логике вещей, рептилии должны были бы восстановить свои позиции в животном мире, но этого не случилось, потому что млекопитающие способны испытывать любовь. Они способны на всепоглощающую, даже иррациональную преданность спутнику и потомству. Это помогло им выжить. А ящерицам этого не дано. Падение метеорита дало млекопитающим шанс, однако изменила историю именно любовь.

– Но какое, черт подери, это имеет отношение к ожогам Инари?

– Вы что, не слушали? Любовь – это изначальная энергия. Реальное соприкосновение с этой энергией ранит нас. Обжигает. Мы не можем кормиться энергией, которой коснулась любовь. К тому же это понижает нашу способность внушать похоть. Даже атрибуты любви между двумя людьми могут быть опасны для нас. У Лары, например, круглый шрам на левой ладони – это она неосторожно чужое обручальное кольцо подобрала. Моя кузина Мэдлин взяла в руки розу, которую кто-то подарил своей возлюбленной, и шипы отравили ее так сильно, что она неделю провалялась в постели. Так вот, в последний раз, когда вы были с кем-то, – это была Сьюзен. Вы с ней любите друг друга. Ее забота, ее любовь до сих пор с вами и продолжают защищать вас.

– Если так, почему мне приходится поправлять штаны всякий раз, когда мимо проходит Лара?

Томас пожал плечами:

– Вы нормальный человек. Она хороша собой, да и вы не избалованы женской лаской. Но поверьте мне, Гарри, никто из Белой Коллегии не сможет больше полностью завладеть вашими чувствами или кормиться вами.

Я нахмурился:

– Но это было год назад.

– Если с тех пор у вас не было никого, значит след от этого все еще самый сильный.

– Как, интересно, вы определяете, любовь это или нет?

– Проще простого, Гарри. Я сразу узнаю ее, когда вижу.

– И на что она похожа?

– Вы можете владеть хоть всем миром, но, если у вас нет любви, проку от всего этого никакого, – с готовностью ответил он. – «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. <…> А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь…»

– «…Но любовь из них больше», – договорил я. – Это из Библии.

– Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая, – кивнул Томас. – Отец заставлял нас всех запомнить эти строки. Это примерно то же самое, когда родители наклеивают яркие зеленые стикеры с гадкой мордой на ядовитые моющие средства под раковиной.

«Что ж, не лишено смысла», – решил я.