Она кивнула в сторону зеркала:
– Голод. Его демон.
Я проследил ее взгляд. Томас-образ едва слышно выдохнул какие-то слова, и Голод в зеркале отозвался фразой на незнакомом мне, скользком языке. Я не понял ни того ни другого:
– Почему ты не поможешь ему?
– Я сделала то, что в моих силах, – ответила мать. Во взгляде ее вспыхнула темная, застарелая ненависть. – Я сделала все для того, чтобы его отец получил достойную кару за то, что он сотворил с нами.
– С тобой и с Томасом?
– И с тобой, Гарри, тоже. Рейт еще жив. Но он ослаб. Вдвоем у вас с братом есть шанс одолеть его. Ты все поймешь.
Голод прошипел Томасу еще несколько слов.
– Что он говорит? – спросил я.
– Говорит, чтобы тот сдался. Говорит, что нет смысла больше сопротивляться. Что он никогда больше не оставит его в покое.
– Это правда?
– Возможно, – кивнула она.
– Но он все равно сопротивляется.
– Да. – Она посмотрела на меня, и горечь мешалась в ее взгляде с гордостью. – Это может погубить его, но он не сдастся. Он же мой сын!
Она переместилась к самому краю зеркала и вытянула руку вперед.
Она вынырнула из зеркала, как из застывшей воды.
Я шагнул ближе, протянул руку и коснулся ее пальцев. Они оказались мягкими, теплыми. Она взялась за мою ладонь и чуть сжала. Потом подняла руку и коснулась моей щеки:
– Как и ты, Гарри. Высокий… прямо как твой отец. И мне кажется, сердце у тебя тоже его.
Я не нашелся что ответить. Просто стоял и беззвучно плакал.
– У меня есть для тебя кое-что, – сказала она. – Если ты сам хочешь, конечно.