Я молчу, наслаждаясь поездкой, а Томази ругается на свою свекровь, которая две недели назад переехала к ним с Марией, и рассказывает о сыне. Мы с Алессио слушаем. По крайней мере, у него нет серьезных проблем. Я стараюсь ему не завидовать. Гондольеры неплохо зарабатывают, потому что богатейшие семьи города все так же любят кататься на лодках, как раньше, – лишь бы не ходить пешком. Брату Павла принадлежит целая судоверфь в Венеции. Прошлым летом Нерон де Лука заказал у него лодку. Наверняка он заплатил за нее деньгами, которые отбирает у нас, бойцов. «Теперь с этим покончено», – сердито думаю я.
Павел останавливается у деревянных столбов полусгнившей гавани Сан-Заккариа, чтобы мы вылезли из лодки.
– Я приду на твой бой завтра! – кричит он мне вслед. – Ставлю на тебя!
Я поворачиваюсь к нему:
– Это не очень умно. Поставь лучше на ангела, против которого я выступаю.
Беззаботное выражение его лица сменяется обеспокоенным:
– Надеюсь, Лука однажды попадет в свою собственную ловушку.
Конечно же, гондольеры знали о том, как губернатор меня обманул. Настроение становится еще хуже.
– Чтоб он провалился! – кричу я Павлу, который уже направляет свою лодку обратно на фарватер. Он машет веслом на прощание и уплывет прочь. Возможно, я вижу его в последний раз, как и Марию, Меркато и солнце над Венецией.
Когда мы возвращаемся в палаццо[11], где находится библиотека и наш дом, я отправляюсь искать сестру, а Алессио – на ежедневный обход. Палаццо простирается на три этажа и состоит из бесчисленных коридоров, комнат и укрытий – мы должны быть уверены в том, что ни один незваный гость не проскользнул к нам. Время от времени это все же происходит, хотя мы и забаррикадировали все входы, кроме одного. Сейчас мы заходим в библиотеку с бокового входа, который ведет на площадь Сан-Марко. Он самый незаметный из всех. Раньше в комплекс зданий входили Городской музей Коррера, картинная галерея, археологический музей и сама библиотека. В комнатах было полно старинной мебели, скульптур и стеклянных витрин. На стенах висели дорогие картины, а полы были устланы дорогими коврами. От всего этого великолепия ничего не осталось. Когда мой отец стал куратором музея, он заполнил библиотеку книгами со всего света. На верхнем этаже оборудовал нам жилище. Когда он умер, то оставил нам палаццо и передал все знания об ангелах, которые только существовали на свете. Я потеряла счет апокрифическим произведениям, которые здесь хранились, забыла, сколько здесь было изданий книг Разиэля[12] и томов о Енохианской системе[13]. Меня это совсем не интересовало. Все эти знания не помогли отцу спастись от ангелов. А теперь единственным человеком, который ориентируется во всем этом, осталась моя немая сестра. И у нее своя система.
– Стар! – кричу я, нарушая тишину. – Ты где?
Толстые тома заглушают мои слова. Я прохожу мимо первой комнаты, мимо вестибюля, в котором когда-то читались лекции. Тут все еще стоит несколько греческих скульптур, которые мой отец очень любил. Мраморный черно-белый шахматный узор украшает пол следующей комнаты, которую я пока не могу окинуть взглядом. Везде стоят ломящиеся от книг полки и столы. Четырнадцать из шестнадцати оконных арок забиты досками, потому что стекла постоянно разбивали после Вторжения. Как и в вестибюле, в большом зале библиотеки почти не осталось красивых картин и фресок, некогда украшавших потолки и стены. Цвета поблекли, а героев мифов, изображенных на них, теперь почти не узнать. Я медленно иду дальше. Чаще всего моя сестра сидит в одной из маленьких комнат, примыкающих к залу, между полками или на старом неудобном диване, погруженная в свои книги. Она никого и ничего не замечает вокруг себя. Венеция может превратиться в руины, а она будет сидеть и читать.
Пока ангелы не спустились на землю, в комнатах было много людей. Они стояли у полок и стеклянных витрин, читали книги и рассматривали иллюстрации. Они разбивались на мелкие группки и обсуждали что-то или сидели за бесчисленными столами, делая записи. Мой отец был очень харизматичным мужчиной, и его страсть к ангелологии была заразительной. Он собирал вокруг себя толпы заинтересованных юношей. Теперь из них остался только Алессио. Сегодня книги уже никому не нужны, а ангелы повсюду. Старые знания никого не интересуют. Многое оказалось сказками. И только Стар перебирается из комнаты в комнату, смахивает пыль с высоких полок и читает все, что ей нравится. Она становится ходячей энциклопедией. К сожалению, она неохотно рассказывает о том, что узнала. Я рада, что она развлекается таким образом – одной заботой меньше. Библиотека – наш дом. Но в отличие от меня сестра никогда не покидает это здание.
По коридорам проносится шепот, и я подхожу к лестнице. Если бы у меня было больше фантазии, мне бы показалось, что это книги разговаривают друг с другом, потому что им скучно. Чтобы заглушить шепот, я громче топаю. Мои шаги эхом отражаются от обесцвеченного и потрескавшегося мрамора. Наконец я замечаю Стар, за столом в комнате, окна которой выходят на площадь Сан-Марко. Отсюда она могла увидеть меня, когда я выходила с арены. На отполированном столе стоят свечки, которые пока не зажжены, Стар ничего не замечает из-за работы. Когда я подхожу чуть ближе, то замечаю, что ее щеки цвета алебастра пылают от волнения. Моя сестра могла бы легко сойти за ангела, если бы у нее были крылья. Она очень красивая. Можно сказать, неземная. Это еще один повод защищать ее от этого мира. Я рада, что она не выходит на улицу. Говорят, что ангелы похищают самых красивых женщин, чтобы утолять свою похоть. Я точно в безопасности. Но Стар – высокая и худая. Я низкая, мою фигуру не назовешь женственной, но я натренированная, как терьер. У Стар гладкие светло-русые волосы, у меня же грива цвета дикой пшеницы. Моя сестра наделена классическими чертами лица и молочно-белой кожей, я же – курносым носом, сильным загаром и веснушчатым лицом. Никто не может назвать меня некрасивой, как и я сама. Скромной меня не назовешь. Но мы с сестрой очень разные. Одинаковы только глаза цвета зеленой травы. Природа одарила нас по-разному, и хорошо. Только благодаря моим способностям я могу защищать Стар и брата. Если бы мы обе были грациозными феями, то давно бы погибли.
– Эй! – говорю я ей, облокотившись на стол. – Как дела?
В те дни, когда я сражаюсь на арене, настроение Стар становится непредсказуемым.
Ей нужно некоторое время, чтобы собраться с мыслями, и я наблюдаю за пером, летящим над пожелтевшей бумагой. Справа налево. Она всегда писала в обратном порядке, сколько я ее помню. Это выглядит странно, но подходит ее капризной, но милой натуре.
Когда Стар дописывает строчку, она поворачивается ко мне лицом и улыбается.
Я пожимаю плечами и улыбаюсь:
ebooksa