Иисус Христос: Жизнь и учение. Книга V. Агнец Божий

Список метафор-символов, имеющих значение, выходящее за пределы метафорического или символического, можно продолжить. Свет, безусловно, относится к их числу. Синоптические Евангелия рассказывают о том, как Иисус преобразился перед учениками, и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет (Мф. 17:2; Мк. 9:2–3; Лк. 9:29). Здесь свет отнюдь не метафора: он имеет вполне конкретное, видимое выражение, заставляя учеников в страхе пасть на землю. По крайней мере, один раз Иисус явил ученикам тот свет, о котором говорил в Своих поучениях, но который был скрыт под «завесой» Его человеческой плоти (Евр. 10:20).

И синоптики, и автор четвертого Евангелия повествуют о том, как Иисус даровал или возвращал зрение слепым (Мф. 9:27–31; 12:22; 15:31; 20:34; 21:14; Мк. 8:22–26; 10:46–52; Лк. 7:21; 18:35–43; Ин. 9:1–7). Для людей, исцеленных Иисусом, свет – не метафора, а часть их экзистенциального опыта. Обретение зрения благодаря Иисусу становится главным событием жизни исцеленного на материальном, физическом уровне. Если же оно, как в случае с бывшим слепорожденным, сопровождается обретением духовного зрения благодаря вере в Иисуса (Ин. 9:35–38), то становится также главным событием его духовной жизни, поворотным пунктом, с которого начинается его путь к жизни вечной.

Преподобный Серафим Саровский. Житийная икона Нач XX в

Рассматривая повествование о Преображении в книге «Чудеса Иисуса», мы указали на особое внимание, уделяемое в восточно-христианской богословской традиции вопросу о природе Божественного света[385]. Не будем повторять то, что подробно изложено там. Напомним лишь, что Божественный свет воспринимается в восточно-христианской традиции не только как метафора, используемая для описания Бога, но и как составная часть религиозного опыта, доступного избранникам Божиим в разных поколениях. Хотя рассказы о видениях, подобных тому, которого ученики Иисуса удостоились на горе Преображения, не часты в христианской литературе, их достаточно для того, чтобы утверждать, что восточно-христианская (православная) традиция обладает особым, уникальным опытом общения с Богом через созерцание Его света. Здесь мы выходим не только далеко за пределы метафорического языка, но и вообще за пределы явлений, которые можно описать в литературных или языковедческих категориях.

К приведенным в книге «Чудеса Иисуса» примерам (видениям Божественного света Симеоном Новым Богословом, беседе Серафима Саровского с Мотовиловым) можно добавить много других. Они свидетельствуют о том, что православная традиция обладает особым, уникальным опытом экзистенциального приобщения к тем реальностям, которые скрываются за метафорами-символами из четвертого Евангелия. Для исследователя, рассматривающего текст Евангелия исключительно с литературно-критической точки зрения, экзистенциальный смысл этих метафор или вообще закрыт, или не представляет интереса. Для церковной общины, внутри которой продолжается история, описанная на страницах Евангелия, напротив, важнейшим становится то, как реальность, скрытая за метафорами, ретранслируется в духовный опыт ее членов.

Глава 12

Прощальная беседа с учениками

Мы подошли к тому разделу Евангелия от Иоанна, который содержит самую продолжительную речь Иисуса из всех приведенных в нем. По объему она сопоставима с Нагорной проповедью из Евангелия от Матфея (Мф., гл. 5–7). Как и Нагорная проповедь, она адресована ученикам, однако произносится не в присутствии народа. Тайная Вечеря – не обычный ужин, а пасхальная и одновременно прощальная трапеза. То, что говорит на ней Иисус, является Его завещанием[386].

Подробное описание Тайной Вечери содержится в синоптических Евангелиях. Все они свидетельствуют о том, что эта Вечеря была приготовлена по пасхальному обычаю и что, когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. Затем, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего (Мф. 26:26–29; Мк. 14:22–25; Лк. 22:14–20).

Этот эпизод у Иоанна отсутствует. Однако он повествует о том, о чем умолчали синоптики: об омовении ног ученикам и поучении, которое последовало за этим символическим действием (Ин. 13:1-20). Вслед за синоптиками (Мф. 26:21–25; Мк. 14:18–21; Лк. 22:21–23) Иоанн повествует, как Иисус предсказал, что один из учеников предаст Его (Ин. 13:21–30).

Повествования евангелистов о Тайной Вечере мы рассмотрим вместе с другими эпизодами, составляющими историю Страстей Христовых[387]. В настоящей книге мы рассмотрим беседу Иисуса на Тайной Вечере, представляющую собой оригинальный материал Евангелия от Иоанна.

В этой беседе, с одной стороны, Иисус развивает некоторые темы, затронутые ранее в полемике с иудеями. С другой – многое из того, что Он говорит, относится исключительно к членам созданной Им общины учеников. Тональность беседы радикально отличается от той, в которой Иисус общался со Своими оппонентами. Здесь Иисус находится в окружении «сынов света» – тех, кто последовали за Ним и кому Он передаст Свое дело после смерти и воскресения. Прощаясь с ними, Он раскрывает перед ними смысл того, что ранее было от них сокрыто и что навсегда останется сокрыто от «сынов века сего».

В современной научной литературе прощальная беседа Иисуса с учениками чаще всего рассматривается как коллекция изречений, произнесенных Иисусом в разное время, а затем многократно воспроизводившихся разными рассказчиками; в конце концов Иоанн собрал все эти изречения и скомпоновал в единое целое в интересах своей церковной общины[388]. Эта гипотеза основывается прежде всего на наличии параллельных мест к отдельным частям беседы как в синоптических Евангелиях, так и в предшествующих главах четвертого Евангелия. Разбив беседу на тематические сегменты и сопоставив их с высказываниями Иисуса из синоптических Евангелий, Ч. Додд приходит к выводу, что она является эквивалентом серии изречений Иисуса, рассыпанных в разных местах синоптических Евангелий, и что целью этой беседы является дать «Иоаннову версию» учения Христа о предметах, обсуждавшихся в частных беседах с учениками[389].

С этой гипотезой никак нельзя согласиться, поскольку она исходит из того, что последняя беседа Иисуса с учениками – творение евангелиста Иоанна, решившего представить свою «версию» учения Иисуса. Кроме того, наличие параллелей в синоптических Евангелиях вовсе не является доказательством того, что беседа имеет компилятивный и вторичный по отношению к этим Евангелиям характер. Параллели лишь свидетельствуют о том, что во всех Евангелиях речь идет об одном и том же Иисусе, Чье учение, хотя и представлено четырьмя разными свидетелями, отличается цельностью и когерентностью.

Прощальная беседа Иисуса с учениками представляет собой связный текст, отличающийся стилистическим и структурным единством[390]. Она является «типичным примером сцены прощания»[391] и обладает глубокой внутренней достоверностью. Именно в ней с наибольшей полнотой раскрыта тема ученичества: из нее читатель узнает о радикальном отличии между миром сим и общиной учеников Христа; о важности личных взаимоотношений между Иисусом и Его учениками; об ответственности, связанной с ученичеством; о сопряженных с ним лишениях и радостях[392].

Беседа отличается особой торжественностью. Произносящий ее завершает Свою земную миссию и находится на пути к славе:

Иисус, говорящий здесь, превосходит время и пространство: Он – Иисус, уже находящийся на пути к Своему Отцу. Хотя Он говорит за последним ужином, Он на самом деле говорит с неба; хотя Его слушают ученики, Его слова адресованы христианам всех времен. Последняя беседа – это завещание Иисуса: предполагается, что оно будет читаться после того, как Он оставит землю. По этой причине справедливо говорится, что последняя беседа лучше всего понимается, когда она становится объектом молитвенного размышления, и что научный анализ текста не может воздать должного этому гениальному произведению. Последняя беседа – одна из величайших композиций в религиозной литературе. Тот, Кто говорит здесь, говорит так, как не говорил ни один человек[393].

Беседа начинается в 13-й главе Евангелия от Иоанна и продолжается в главах 14–17. Если следовать современному дроблению текста на главы, то беседу можно разделить на следующие сегменты: пролог (Ин. 13:31–38), проповедь об Отце (Ин., гл. 14), проповедь о Сыне (Ин., гл. 15), проповедь о Святом Духе (Ин., гл. 16), эпилог – заключительная молитва (Ин., гл. 17). Такое деление, предлагаемое некоторыми учеными[394], основано на том, что в 14-й главе 23 раза упоминается Отец (и это самая высокая «концентрация» употребления имени «Отец» в Евангелиях[395]); в 15-й Иисус многократно употребляет местоимение «Я» (чаще, чем в любой другой главе любого Евангелия); а 16-я содержит наиболее продолжительное последовательное изложение темы Святого Духа во всех Евангелиях (Ин. 16:7-15).

Тайная Вечеря. Н. Пуссен 1647 г

Данное деление весьма условно, поскольку об Отце немало говорится также в 15-й и 16-й главах, а 17-я представляет собой молитву Иисуса Отцу; о Сыне говорится в 14-й и 16-й главах; а тема Святого Духа открывается в 15-й главе.