Единство, в свою очередь, напрямую вытекает из любви, которой Отец возлюбил Сына и которую Сын хочет передать ученикам (да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет). О тесной связи между любовью и христианским совершенством апостол Иоанн говорит в Первом послании: Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви (1 Ин. 2:12, 17–18).
Настойчивая просьба Иисуса о том, чтобы Отец сохранил Его последователей в единстве, вновь подчеркивает, что единство, о котором Он молится, не является плодом человеческих усилий. Это единство укоренено в Боге и передается людям прежде всего через Евхаристию. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жив будет Мною, – говорил Иисус иудеям (Ин. 6:57). Отец является источником жизни для Сына, а Сын – для Своих учеников. Эта жизнь передается ученикам вместе с Плотью и Кровью Сына Божия, которую они вкушают в Евхаристии. Одновременно им передается дар единства, присущий Отцу и Сыну.
Дважды звучат формулы Ты во Мне и Я в них, один раз Я в Тебе. В условиях физического бытия меньшее оказывается внутри большего, но в духовной реальности пребывание одного в другом не означает ни субординации, ни поглощения одного другим. В человеческом сообществе единственной возможной формой пребывания одного в другом является пребывание зародыша в утробе матери. Эта аналогия была использована евангелистом Иоанном, когда он говорил о Единородном Сыне как «сущем в недре Отчем» (Ин. 1:18). Сын пребывает в Отце, подобно тому как зародыш пребывает в утробе матери. Таким же образом Сын Божий хочет взять в Свое «недро», внутрь Себя, тех, кто уверуют в Него.
Он исшел от Отца и возвращается к Отцу. Но исходил Он один, а вернуться хочет с теми, кого приобрел, пока был на земле: Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною. Иисус говорит почти детским языком: решительное «хочу» (θέλω) напоминает манеру, в которой дети требуют у родителей, чтобы им позволили взять с собой в поездку любимые игрушки. Помимо того возвышенного смысла, который вытекает из представления о жертвенной любви Сына Божия, эти слова также свидетельствуют о глубокой человеческой привязанности Иисуса к Своим ученикам, – привязанности, которая позволяет Ему не просто просить, но дерзновенно требовать у Отца, чтобы ученики, прошедшие вместе с Ним по Его земному пути, остались при Нем и в Его будущей славе.
Слова да уверует мир и да познает мир свидетельствуют о том, что, несмотря на отторжение миром Иисуса, Его вести и Его учеников, Иисус не отторгает мир и не теряет надежды на то, что Его спасительное дело распространится на весь мир, выйдя за пределы той группы избранных, которую Отец дал Ему. Мир враждебен Иисусу, но Иисус не враждебен миру. Он избирает Своих учеников «от мира» (Ин. 15:19), но при этом оставляет их «в мире» (Ин. 17:11). Для чего? Чтобы они были «солью земли» и «светом мира» (Мф. 5:13–14), чтобы шли «по всему миру» и проповедовали Евангелие «всей твари» (Мк. 16:15).
Молитва завершается торжественным эпилогом, в котором вновь прошлое соединяется с будущим:
Отче праведный! и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17:25–26).
Говоря о посвящении Себя и освящении учеников, Иисус назвал Отца άγιος («святый»). Теперь он называет Его δίκαιος («праведный», «справедливый»), что соответствует еврейскому צדיק ṣaddīq. Этим словом царь Давид выражал идею Божественной справедливости: Бог – судия праведный (Пс. 7:12); Ибо Ты производил мой суд и мою тяжбу; Ты воссел на престоле, Судия праведный (Пс.9:5). Этим же словом Потомок Давида, обетованный Мессия, выражает полное подчинение воле Отца, согласие с Его «судом», по приговору которого Он должен умереть, чтобы дать людям вечную жизнь.
Несение креста. Ф А Моллер 1869 г
Через Свое учение и служение Иисус открыл имя Отца ученикам, но теперь Ему предстоит открыть его им по-иному – через Свои страдания, смерть и воскресение.
В том, что ожидает Его в ближайшие часы, Иисус видит не только справедливость Отца, но и Его любовь, в которой Он не сомневается ни на мгновенье. Он просит, чтобы эта любовь пребывала в Его учениках и чтобы Он Сам, разлучившись с ними физически, духовно остался в них.
Распятие. Мозаика XI в
В последних словах молитвы Иисус, идущий на казнь, выражает Свою последнюю волю.
* * *17-я глава Евангелия от Иоанна в течение многих веков воспринималась как содержащая законченное и цельное изложение учения о единстве Церкви. В V веке, размышляя над словами молитвы Иисуса о единстве верующих (Ин. 17:20–21), Кирилл Александрийский развивал учение о том, что единство верующих в лоне единой Церкви является образом единства, существующего между Лицами Святой Троицы:
Какое же это прошение и в чем оно состоит? Чтобы, говорит, одно были, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, да в Нас одно будут. Итак, просит союза любви, единомыслия и мира, – союза, приводящего верующих к духовному единству, так что согласное во всем и нераздельно единодушное единение отражает черты природного и существенного единства, мыслимого в Отце и Сыне. Впрочем, этот союз любви между нами и сила единомыслия отнюдь, конечно, не доходят до такой нераздельности, какую имеют Отец и Сын, сохраняя единство в Божестве сущности. Здесь мыслится единство природное истинное и созерцаемое в самом существовании, а там – внешний вид и подражание истинному единству[498].
Для Кирилла Александрийского единство Святой Троицы представляет прежде всего нравственный пример для христиан:
В пример и образ нераздельной любви, согласия и единства, мыслимого в единодушии, Христос, взяв существенное единство, какое Отец имеет с Ним, а Он со Своей стороны с Отцом, желает объединиться некоторым образом и нам друг с другом, очевидно, так же, как Святая и Единосущая Троица, так что одним мыслится все тело Церкви, восходящее во Христе чрез слитие и соединение двух народов[499] в состав нового совершенного. Это и совершено тем, что уверовавшие во Христа имеют единодушие между собою и усвоили как бы одно сердце чрез всецелое сходство в религии, послушание в вере и добролюбивый ум. Образ Божественного единства и существенное тождество Святой Троицы, как и совершеннейшее взаимопроникновение, должно находить отражение в единении единомыслия и единодушия верующих[500].
Впрочем, речь идет не только о нравственном и духовном единомыслии верующих, но и о природном единстве членов Церкви Христовой. Главным фактором этого единства Кирилл Александрийский считает Евхаристию – причастие Плоти и Крови Христа, делающее христиан единым церковным телом:
Единородный определил некоторый изысканный подобающей Ему премудростью и советом Отца способ к тому, чтобы и сами мы сходились и смешивались в единство с Богом и друг с другом, хотя и отделяясь каждый от другого душами и телами в особую личность, именно (такой способ): в одном теле, очевидно Своем собственном, благословляя верующих в Него посредством таинственного причастия, делает их сотелесными как Ему Самому, так и друг другу. Кто в самом деле мог бы разделить и от природного единения друг с другом отторгнуть тех, кто посредством одного святого тела связаны в единство со Христом? Поэтому и Телом Христовым называется Церковь, а мы – отдельные члены.[501]
Единство христиан через причастие Плоти и Крови Христа неотделимо от их единства через единение в Святом Духе:
ebooksa