Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга VI. Смерть и Воскресение

22
18
20
22
24
26
28
30

Третий урок: деньги не имеют абсолютной ценности. Даже если сумма кажется привлекательной, она может на поверку оказаться ничтожной в сравнении с иными ценностями. Деньги обесцениваются перед другими, более высокими ценностями, такими как любовь, верность, дружба, сама жизнь. Если человек теряет жизненную мотивацию или если оказывается перед лицом смерти, деньги теряют всякую ценность. В фильме «Титаник» режиссера Дж. Кэмерона есть сцена, в которой один из пассажиров предлагает пачку долларов одному из членов экипажа тонущего судна: тот берет их и бросает в море. Зачем нужны деньги человеку, который через несколько минут уйдет на дно? Точно так же деньги в один момент обесценились для Иуды, когда он понял, что жить ему больше незачем.

Четвертый урок: деньги не должны пахнуть кровью. Это понимали даже первосвященники и старейшины, которые не согласились бросить возвращенные Иудой сребреники в храмовую сокровищницу, а нашли для них иное применение. Жертва на храм должна быть чистой. Для человека же, который заработал деньги ценой предательства или ценой чужой крови, они несут в себе потенциальную угрозу.

Пятый урок касается темы самоубийства. Во многом именно история Иуды сформировала то резко отрицательное отношение к самоубийству, которое характерно для христианской Церкви.

Отношение к самоубийству у народов древнего мира было разным. В некоторых цивилизациях самоубийство воспринималось как благородный или даже героический исход из жизни. Классическим и наиболее известным примером является смерть Сократа, описанная Платоном. Другой известный случай – смерть Сенеки и его жены. (Правда, в обоих случаях самоубийство было вынужденным.)

Христианская традиция воспринимает самоубийство как смертный грех, приравнивая его к убийству. Более того, это единственный из грехов, в котором человек не может покаяться. За исключением тех случаев, когда человек кончает с собой, будучи «вне себя», то есть в состоянии психического расстройства, канонические нормы запрещают отпевать самоубийц; хоронить их, согласно тем же правилам, следует вне кладбища.

Смерть Иуды. Фреска. XIV в.

Именно самоубийство стало точкой невозврата в судьбе Иуды. По учению христианских толкователей, Иуда мог покаяться и получить прощение от Бога:

Иуда раскаялся: согрешил я, – говорит, – предав кровь невинную (Мф. 27:4). Услышал эти слова диавол; понял, что Иуда вступает на путь к лучшему и идет к спасению, и испугался такой перемены. Что же сделал? Смутил Иуду, омрачил чрезмерностью печали, гнал, преследовал, пока не довел до петли, пока не вывел из настоящей жизни и не лишил намерения покаяться. А что спасся бы и Иуда, если бы остался жив, это видно из примера распинателей. Если Господь спас вознесших Его на крест и на самом кресте умолял Отца и просил им прощения в грехе, то явно, что Он со всем благоволением принял бы и предателя, если б этот принес надлежащее покаяние; но он не в состоянии был воспользоваться этим лекарством, будучи поглощен чрезмерной скорбью[348].

Здесь раскаяние Иуды трактуется как начало пути к спасению. Но если бы Иуда захотел принести искреннее покаяние, он должен был бы вернуться не к первосвященникам и старейшинам, а к Тому, Кто говорил, что на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15:7). Если Иисус раскаявшемуся на кресте разбойнику сказал: ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23:43), – то, несомненно, и Иуду простил бы. Но Иуда уже не смог вернуться ни к Иисусу, ни в общину апостолов: то ли ему помешал стыд, то ли отчаяние, то ли диавол, решивший довести его до погибели.

Самоубийство Иуды. Миниатюра. Великолепный Часослов герцога Беррийского. XIV в.

На протяжении веков, начиная с гностических писаний[349] и вплоть до современных произведений художественной литературы[350] и научной мысли[351], предпринимались попытки оправдать Иуду, придать его поступку благородный характер, представить совершённое им предательство как часть Божественного плана. Однако в церковной традиции сохраняется то однозначно отрицательное отношение к Иуде, которое напрямую вытекает из евангельских повествований. Современный православный богослов видит в Иуде собирательный образ человека, не сумевшего оценить дар близости к Богу и открывшего душу, а вместе с ней и все свое человеческое естество навстречу диаволу:

Как бездонно глубока трагедия Иуды! В свое предательство Богочеловека Христа он внес всего себя: всю душу, весь ум, всю логику, все сердце, все силы свои. Все существо свое он утопил в чистейшем демонизме. Все, что было злого в человеческих душах, встретилось в его душе; все, что было злого в человеческих умах, собралось в его уме, и получилось невиданное злоумие; так же точно все, что было злого в человеческих сердцах, логиках, волях, собралось в его сердце, в его логике, в его воле. Ибо только как таковой он мог продать Богочеловека за тридцать сребреников. Богочеловека: величайшую и действительно единственную всеценность рода человеческого и этой планеты. Падение Иуды тем и исключительно. что он сознательно предал Бога, продал Бога за тридцать сребреников. Никто не недооценивал Бога так бесстыдно и дерзко. Нет ничего более дешевого, чем Бог, в этом мире. Иуда как бы забыл все блага Спасителя, все чудеса Его, даже и те, которые он сам лично совершал Его именем. Да, в этом и заключается весь сатанизм Иудиного богопредательства. Если в роде человеческом есть человек, который сознательно и добровольно стал диаволо-человеком, то это Иуда Искариотский[352].

В человеческой природе заложен потенциал богочеловечества в том смысле, что, соединяясь с Богом через веру и добрые дела, человек может настолько приблизиться к Богу, что станет богоподобным. Но в падшей человеческой природе есть и потенциал диаволочеловечества – в том смысле, что человек может сделать все свое естество вместилищем сатаны. На одном полюсе евангельской истории стоит Богородица, на другом Иуда. Первая в наивысшей степени олицетворяет Собой то богоподобное совершенство, к которому призывал Иисус в Нагорной проповеди (Мф. 5:48). Второй – то, против чего Иисус предостерегал: Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? Никто не может служить двум господам. Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6:23–24). Попытка одновременно служить двум господам – Богу и диаволу – закончилась для Иуды трагически.

В образе Иуды перед нами раскрывается та страшная тайна человеческой свободы, которая на предельной своей глубине не поддается рациональному осмыслению. Почему человек может сделать выбор в пользу зла, даже находясь в самой сердцевине добра? Почему он ненавидит свет и не идет к свету (Ин. 3:20), даже когда сам Свет идет навстречу ему? Великий русский философ Н. Бердяев так рассуждает о тайне человеческой свободы:

Все достоинство творения, все совершенство его по идее Творца – в присущей ему свободе. Свобода есть основной внутренний признак каждого существа, сотворенного по образу и подобию Божиему; в этом признаке заключено абсолютное совершенство плана творения. Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла из мира, необходимость и неизбежность добра – вот что окончательно противоречит достоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующий замыслу Существа абсолютного во всех своих совершенствах. По плану творения космос дан как задача, как идея, которую должна творчески осуществить свобода тварной души. В плане творения нет насилия ни над одним существом, каждому дано осуществить свою личность, идею, заложенную в Боге, или загубить, осуществить карикатуру, подделку. Свобода греха поистине есть величайшая тайна, рационально непостижимая, но близкая каждому существу, каждым глубоко испытанная и пережитая…[353]

Глава 8

Суд Пилата

1. Исторические сведения о Пилате

Понтий Пилат, упоминаемый в Новом Завете в общей сложности пятьдесят семь раз[354], был римским наместником в Иудее с 26 по 36 год. Историк Тацит называет Пилата прокуратором[355], и это именование надолго закрепилось за ним в научной литературе. Иосиф Флавий называет Пилата то прокуратором[356], то претором[357]. В настоящее время известно, что точным названием должности Пилата было «префект». Это подтверждается, в частности, найденной в 1961 году в Кесарии известняковой плитой I века, на которой высечено имя «Понтия Пилата, префекта Иудеи».

Сведения о Пилате сохранились в ряде исторических источников – как римских, так и иудейских[358]. Достаточно подробно говорит о нем Филон Александрийский, который описывает его как жестокого и гневливого человека, повинного во многих несправедливых казнях: