— Красивый цветок, — говорит маленькая девочка, когда он готовится сойти. Состав ревёт, замедляя ход. Мама шлёпает девочку по губам и говорит, чтобы она не приставала к дяде («не буди лихо», — читается в её глазах), но малышка не отрывает глаз от кудрявой цветочной головы. Будто хочет сказать: «Будь моим другом».
— Спасибо, — отвечает Алексей. — Я бы его вам подарил, но мне он нужен, чтобы найти человека, из-за которого я не могу ни спать, ни есть.
Глаза девочки широко раскрылись.
— Это волшебный цветок?
— Почти.
— А этот человек? Что вы с ним потом сделаете? Убьёте?
— Лиза! — срывающимся голосом говорит мать. Она хотела поднять глаза и строгим взглядом смерить грязного незнакомца, но не смогла.
Алексей задумался. Он никогда ещё не заходил в своих мыслях так далеко.
— Он перевернул всю мою жизнь с ног на голову, но нет, убивать я его не собираюсь. Если уж дойдёт до убийства, то дам убить ему себя, потому что дальше жить так не смогу…
Замолчал. Девочка тоже молчала, выжидательно разглядывая сквозь лепестки цветов ровные зубы Толмачёва — над ними в своё время хорошо потрудился стоматолог. Мать молчала, потому, что просто потеряла голос. Пассажиры молчали, ожидая, как будут развиваться события.
— Перво-наперво я с ним познакомлюсь, а потом решу, — сказал Алексей и выскочил из вагона, как только открылись двери.
Мозаичная плитка принимает его вес, слышна музыка (не фанфары, простенький гитарный перебор), и Алексей, широко раскрыв глаза, идёт вперёд. Наконец видит того, кого искал.
Играли старинную английскую мелодию, «Зелёные рукава», мелкие монеты в чехле тихонько позвякивали, не то в такт движению пальцев музыканта, не то от шагов пассажиров. Толстый мужчина в не по размеру тесной рубашке вперился взглядом в музыканта, будто думал, как бы выразить своё возмущение. Но никто не дал повода. Он замедлил шаг, и вдруг, увидев Алексея, захохотал:
— Глянь-ка! Два братца, один другого лучше!
Толмачёв его не слышал. Он не отрывал взгляда от парня, перебирающего струны. Преждевременно постаревшее лицо, лысина, на которой, точно водоросли, вмёрзшие в едва схватившийся на реке лёд, проступают зеленоватые вены, неопрятная бородка. Бородавка на носу. Он то и дело открывал рот, будто собрался петь, но оттуда не вылетало ни звука. Глаза шарили по потолку поверх голов, белки болезненно-белые, а зрачков Алексей не видел.
Он приблизился, осторожно взял музыканта за локоть, обрывая мелодию. От старого коричневого свитера пахло чердаками, джинсы продраны на коленях. На ногах берцы, похожие на два пыльных кирпича, самовольно сбежавших из кладки.
— Простите, — едва выдохнул он. — Я вас искал.
Музыкант непонимающе смотрит на Алексея. Нижняя челюсть его безвольно болтается, изо рта несёт плесенью. Глаза, показавшиеся Толмачову сначала какими-то чуждыми, не то змеиными, не то ещё какого-то пресмыкающегося, стали самыми обычными. Разве что очень грустными.
— Время сместилось, но никто не замечает, — сказал он, тронув басовые струны.
— Я заметил, — сказал Алексей. — Наверное, это из-за меня. Видите… видишь ли, я приобрёл странную привычку.
ebooksa