Ничего личного...-3

22
18
20
22
24
26
28
30

— Жизнь Тео мне дороже Лукаса, — голос странно сел, будто принц все еще не оправился от болезни. — Я не хочу, чтобы мой сын все время боялся, что его похитят и сделают с ним что-то, только чтобы досадить мне. Уверен, ты тоже не хотел бы такого для дорогого тебе человека, — он на мгновение взглянул на Ксавьера, но тут же снова опустил голову. — Лукас не остановился бы, я слишком хорошо его знаю. В следующий раз все могло бы закончиться намного хуже, — он выпрямился, залпом опрокинул в себя виски и поморщился. — Я в порядке. Спасибо, Ксавьер.

— Если так, то окажи мне услугу, — усмехнулся тот. — Убери это печальное выражение с лица. Оно тебе не идет.

Джо с любопытством прислушивался к разговору, не обращая внимания на снова начавших спорить приятелей за столиком. Полотенце в руках так и мелькало, он тщательно скрывал свою заинтересованность, тем не менее выставляя ее напоказ. Амадео знал, что это старый испытанный прием — посетители не выдерживали такого плохо скрываемого любопытства и выкладывали о себе все.

— Вы что-то хотите спросить, Джо? — улыбнулся он.

— О, вовсе нет. Просто вы мне кое о ком напомнили, — Джо наполнил стаканы по новой и пододвинул их к Ксавьеру и Амадео. — Давеча был тут один тип. Недавно потерял отца, так на него смотреть было страшно. Вот уж действительно бедняга. Говорит, поругался с ним незадолго до его смерти, но так и не успел извиниться. Теперь всю оставшуюся жизнь его будет грызть чувство вины, но так уж устроен мир. Никто не думает о последствиях. Никто.

Джо назидательно поднял вверх указательный палец. Ксавьер и Амадео молчали, ожидая продолжения. Джо понял, что подробностей от них не дождется. Пришлось рассказывать дальше в надежде, что они поделятся своей историей в обмен на его.

— Думал, он напьется вдрызг, но нет, всего пару бокалов пива. Рядом с ним ошивался какой-то человек, так тот вообще ничего кроме минералки не заказал. Трезвенник, — бармен пожал плечами. — Хотя когда у тебя на руках великовозрастный ребенок, который постоянно хнычет: «Мне плохо, у меня болит голова, нет, теперь не болит, я сказал, живот, ты совсем обо мне не заботишься!», пить поневоле разучишься.

Амадео едва не расплескал виски, стакан с которым почти донес до рта.

— Прости, Джо, что ты сказал?

Ксавьер же молча смотрел на бармена. Тот поежился под стальным взглядом, мгновенно пожалев, что вообще завел этот разговор.

— Говорю же, нянька при нем была. Мужчина лет тридцати-тридцати пяти, лицо такое… с изящными чертами, и акцент нездешний.

Амадео переглянулся с Ксавьером.

— А этого опекуна, случаем, не Жан зовут?

— Вот! Точно! Он только его и звал без конца: Жа-а-ан, мне плохо, Жа-а-ан, я хочу конфетку, Жа-а-ан…

Амадео прислонил стакан к виску и шепнул:

— Подумать только… И когда это было, Джо?

— Несколько недель назад. Я его и запомнил как раз из-за его нянюшки. Ну и из-за истории, конечно. Очень печальная.

— А он не сказал, как умер его отец? — спросил Ксавьер, закуривая.

Бармен на мгновение задумался.

— Сказал, конечно. Но с чего мне вам об этом говорить, ребята?