Череп Бухгалтера

- Это записи того, что каждая ферма должна доставить для уплаты имперской десятины.

- А если они не доставят десятину?

- Доставят.

- Всегда?

Террини усмехнулся.

- Да, если они хотят жить.

Нас пропустили через несколько блокпостов, и теперь мы ехали на юг, мимо лагерей сервов, складов и огромных факторумов с закрытыми окнами и трубами, изрыгающими густой черный прометиевый дым. Впереди простирался Космопорт – огромная камнебетонная равнина с круглыми башнями-зернохранилищами, покрытыми пятнами ржавчины, вышками авгуров и бесконечными рядами ржавых складов и ангаров. На посадочных площадках стояли орбитальные лихтеры, ожидавшие погрузки десятины, чтобы доставить ее на борт космических кораблей.

Наконец Террини нарушил молчание:

- Знаешь, как скрутить лхо-сигарету?

Он достал из-под бронежилета кожаный кошелек и кинул его мне. Я отсыпал резаный лист лхо, скрутил и заклеил бумажную сигарету, и передал ему.

- Зажги ее, - сказал он.

Я взял с панели приборов его зажигалку, включил ее и зажег сигарету.

Он глубоко затянулся, выпустив немного дыма из уголка рта. Потом он сжал губы, и, выдув струю синего дыма, начал что-то фальшиво напевать себе под нос. Часы тянулись вместе с милями дороги, наконец, и его песенка затихла.

Вместо факторумов и складов за окнами кабины теперь тянулись поля, на которых не было видно ничего, кроме бесконечных рядов двадцатифутовых стеблей зерновых растений, сухих и шуршащих, уже почти готовых к жатве.

Жизнь за пределами Эверсити была откровением для меня. Это был мир лагерей сервов, грязи и нищеты. Вагонетки с удобрениями, с которых стекали человеческие испражнения. Рабочие команды, измотанные от усталости, трудившиеся в полях или отдыхавшие в тени огромных стеблей. У каждого серва на шее висел закрытый контейнер, в котором хранились подробности их преступлений. Надсмотрщики стояли отдельно, подняв на плечи свои старинные лазерные мушкеты. Они выглядели почти такими же угнетенными, как сервы, за которыми они надзирали, каждый из них словно являл собой воплощение нищеты и отчаяния. Никто из рабов не поднимал взгляд. В толпе себе подобных они чувствовали себя безопаснее. Выделяться хоть чем-то было опасно. Только глупцы стали бы навлекать на себя проблемы таким образом.

Меня посетила поразительная мысль - какой прекрасной была моя жизнь до сих пор. Я понимал, что, несмотря на шелка, мрамор и жизнь во дворце, лишь каприз судьбы отделял меня от грязных рабов в цепях, сбившихся в кучу на обочине дороги. И кто знает, что таит будущее? Когда мой отец умрет, начнется схватка за его наследство. Я не знал, какие испытания уготованы мне в ближайшие месяцы, но понимал, что потерпеть неудачу означает смерть.

И, думая о Прыгуне, я осознавал, что бывает участь и хуже смерти.

- Какие преступления они совершили? – спросил я у Террини, когда мы проезжали мимо еще одной команды сервов.

- Самые разные. Наиболее злостных еретиков казнят. Пригодных передают на переработку в сервиторы. Но тех, чьи преступления менее серьезны, обращают в рабство. Их дети наследуют их преступления, а потом дети их детей, и так многие поколения, пока грехи их предков не считаются искупленными.

Я снова подумал о Прыгуне, задумавшись, какие страшные преступления таились за его татуированной улыбкой.