Ариадна бросилась в конюшню, прежде чем стражник успел закончить.
— Как давно вы видели его верхом? — спросил Акенон.
— Только что. Максимум пару минут назад.
Ариадна показалась верхом на кобыле. Пропитанная дождем накидка прилипала к телу, с подбородка капала вода.
— Садись, — приказала она.
Акенон подошел к лошади и взял поводья.
— Нет. Поеду один. Может быть опасно.
Ариадна опередила его, выхватив из складок одежды кинжал.
— Я тоже могу быть опасна. Садись немедленно, или я уеду без тебя.
Акенон заглянул ей в глаза. Было очевидно, что еще секунда промедления, и она отправится за Атмой одна.
Он кивнул, приказывая Ариадне пустить его вперед, и одним прыжком вскочил на лошадь.
В следующее мгновение они неслись по улицам в направлении северных ворот. Копыта кобылы глухо барабанили о сырую землю. Подъехав к городским воротам, Акенон спросил стражников, не видели ли они Атму. Ариадна не дала ему договорить:
— Вот он!
Темная точка стремительно двигалась по прибрежной дороге в направлении Сибариса. Между облаками обозначился небольшой просвет, сквозь него пробился луч солнца. В следующий миг просвет закрылся, и беглец исчез из виду.
Акенон поднял кобылу в галоп. Конь Атмы скакал быстрее, но сквозь дождь раб не мог видеть, что за ним гонятся.
«Если в какой-то момент он остановится, мы с ним столкнемся», — подумал Акенон.
Глава 41
24 апреля 510 года до н. э
Ариадна и Акенон преследовали Атму уже два часа, а Пифагора меж тем ожидало в Кротоне непростое испытание. Ему предстояло начать заседание Совета Тысячи, второе после смерти Даарука. Атмосфера на собрании царила возбужденная и бестолковая, как на рыночной площади. Торжественно одетый философ прошел через зал в направлении возвышения. Тысяча гласных смолкла, было очевидно, что он собирается сказать речь. Тысяча лиц наблюдала за продвижением почтенного учителя — так подсолнухи в поле поворачиваются вслед за солнцем.
Как предупредил его накануне Милон, Пифагор чувствовал влияние оппозиции. Его беспокойство возросло еще сильнее, потому что при выезде из общины ему сообщили, что Атма исчез. В душе зашевелились темные предчувствия, одолевавшие его все последние недели: он видел, что жизнь на полном ходу устремилась в то самое будущее, где он прозревал кровь и огонь.