Честь Рима

- И посмотри, в каком ты состоянии, - прокудахтала она. - Ты снова дрался? Я бы подумала, что ты уже слишком стар для этого. Неужели ты наконец-то надоел армии? И кто это с тобой? Какая-то девица, которую ты подцепил в Риме?

- Золотое сердце, да? - пробормотала Петронелла, достаточно громко, чтобы Макрон услышал. - Тебе лучше сразу рассказать ей обо мне.

- Конечно, - быстро ответил Макрон. Он поднял руку, чтобы прервать свою мать, но она продолжала наставительным тоном.

- Я ничего не слышала от тебя более двух лет, и теперь ты думаешь, что можешь просто заявиться сюда, ожидая теплого приема. Ну, я скажу тебе...

- Мама, пожалуйста, позволь мне...

- ....послушный сын должен был убедиться...

- Тихо! - Макрон закричал, его голос наполнил большую комнату так, что человек, который их привел, вздрогнул. - Я писал тебе, мама. Я написал, что получу увольнительную и приеду к тебе вместе с женой.

Ее глаза расширились.

- Жена?

Макрон положил руку на талию Петронеллы и легонько подтолкнул ее. Его мать слегка наклонила голову и отошла в сторону, чтобы на них падало больше света из окна. Ее стальной взгляд устремился на другую женщину, а губы сжались.

- Это Петронелла. Мы поженились два года назад в Тарсе.

- Понятно. Ну, не могу сказать, что я впечатлена, девочка моя. Ты привела сюда моего мальчика в таком виде, будто он участвовал в уличной драке. Ты должна была остановить его. Ты надела эту повязку? Она выглядит как месиво из нечистот.

Петронелла открыла рот, чтобы ответить, но Макрон вклинился прежде, чем она успела сказать.

- Мама, все было не так. На нас напали пираты на реке.

- Пираты? - Порция фыркнула. - Банальная история.

- Это правда. - Он вздохнул. - Я надеялся на более теплый прием.

На короткое мгновение воцарилась тишина, лишь звуки доносились с улицы. Затем Порция внезапно рванулась вперед, обхватила его худыми руками и уткнулась лицом в его плечо.

- Мой мальчик... мой Макрон. Наконец-то. Слава богам!

Он был застигнут врасплох, и его руки на мгновение повисли, прежде чем он обхватил ее и прижал к себе. Что-то было в ее тоне, какой-то намек на отчаяние, что обеспокоило его.

- Теперь я здесь, мама. Навсегда. И Петронелла тоже.