Туарег. Серебряный мираж

22
18
20
22
24
26
28
30

К большому пальцу присоединился указательный.

– Смажь их слюной как следует,–  прохрипел Туарег, явно возбуждаясь все сильнее…–  это в твоих же интересах…

Его пальцы, наконец, покинули ее рот, оставив после себя тоненькую ниточку слюны. Иштар снова стало дико неудобно, но он одобрительно улыбнулся, накрыв ее губы своими.

– Глупышка… Знала бы ты, как сейчас соблазнительна… Сотни куртизанок Касабланки не стоят одного твоего возбужденного вздоха… Умопомрачительная…

Его слова смешались в ее голове с очередным ярким спазмом, когда влажные от ее слюны пальцы накрыли ее лоно. Туарег бесцеремонно просунул в нее указательный и безымянный пальцы, а большим начал мучительно приятно ласкать клитор.

– Твое тело очень отзывчиво, красавица… Даже не знаю, как ты могла столько лет сдерживать своих джиннов… Но ничего…–  надавил как– то умело, послав по телу табун мурашек экстаза и предвкушения чего– то неизвестного,–  сейчас мы всех их, наконец, выпустим наружу… Это будет феерия… Просто сумасшествие…–  сколько надрывного хрипа было в его голосе, сколько нетерпения, которое сдерживалось толстыми цепями самообладания…

Иштар готова была взлетать от одного его шепота с таким удивительно подходящим ему английским акцентом… Ей так хотелось услышать, как он говорит на арабском… Но она не могла себе это позволить… Он не должен иметь возможность даже для малейшей догадки… Эта ночь–  исключение, единственная слабость, которую она могла себе позволить… Вернее, конечно же, не могла… Но сумасшедше безалаберно позволяла…

Его действия стали более настырными, язык–  более наглым… Он жадно исследовал ее лицо, шею, спустился на соски.

– Никогда не видел такой совершенной груди, девочка…–  продолжал он свою искушающую тираду,–  Всевышний создал совершенство…

Пусть он говорит, пусть… Его слова словно патока на ее сознание. Эфир… Как же сладко, как приятно… Она забывает обо всем… Улетает в мир эйфории, опьянения…

Иштар непроизвольно все рьянее открывалась ему, распахивала ноги, отдаваясь умелым пальцам… Сладкое напряжение все сильнее собиралось в центре ее живота, пока не взорвалось диким, сокрушительным чувством… Тепла, эйфории, диких судорог… Только теперь она понимала, что такое оргазм, о котором было столько разговоров… На несколько мгновений мир вокруг перестал существовать… Была только она, пустыня, звезды, свобода… И его хриплое дыхание, его искусные руки. Его твердость, упирающаяся ей в бедро, чтобы уже через мгновение упереться и в лоно…

Девушка еще шире развела ноги, и Туарег знающе хмыкнул. Секунда–  и он уже был в миллиметре от того, чтобы заполнить ее собой.

– Сейчас будет больно, Мираж… Но эта боль быстро уйдет, если будешь послушной, умной девочкой… Ты готова?

– Да…– в полузабытии ответила она и зажмурилась.

– Нет,–  осек он ее,–  открой глаза и смотри на меня, быстро…

Очередная команда, которая легла на ее ухо естественным порывом подчинения. Она молча слушала его, не осмеливалась перечить…

Боль действительно была резкой, агонизирующей, незнакомой. И он не церемонился. Вошел разом, решительно… Заполнил ее, чувствуя, как рвется преграда девственной плевы, замер, порывисто дыша…

– Ганна (прим. арабы Северной Африки вместо звука «дж» произносят «г»),–  прошептал он на арабском, но Иштар его поняла… Рай… Вот что он говорил. Он был в ней… И называл это «раем»… Одна мысль об этом заставила отступить всю боль…

А потом он начала двигаться… И девушка в изумлении открыла глаза, понимая и чувствуя, что ощущает свое тело совсем иначе, с ракурсов и углов, которые и не знала, что существуют… Когда скорость его порывов стала асторономической, он быстро покинул ее и, не отрывая взгляда от извивающегося под ним покрытого испариной тела, кончал на ее живот, доводя себя уже рукой. Иштар ошалело опустила глаза вниз и увидела, как белёсая сперма смешалась с красными подтеками ее потерянной девственности… Животное зрелище… Какое– то роковое, фатальное… То, что навсегда застывает в памяти… Она будет помнить об этих минутах до конца своих дней…

Он лег, расслабленный и разморенный рядом. Оба смотрели в испещренный мелкими сеточками естественного рельефа шкуры верблюда потолок. Восстанавливали дыхание. Пытались понять, что сейчас между ними было.