Катя открыла глаза. Голуби превратились в головы. Качаясь, будто в невесомости, над кроватью, они светились в темноте, как гнилушки. С отрубленных шей свисали кровавые бахромки кожи. На раздувшихся лицах зияли почерневшие раны. А красные навыкате глаза беспорядочно вращались в разные стороны.
– Ну что, моя девочка, поиграем? – спросила самая крупная, лысая, чье лицо наискосок пересекал ужасный темно-бурый разруб.
«Спокойно. Я просто еще не проснулась», – подумала Катя и шлепнула себя по щеке.
– Что, не получается? – с фальшивым сочувствием в голосе поинтересовалась другая голова – вся сморщенная, с червями, лезущими из ноздрей.
«Ничего страшного, – продолжала мысленно успокаивать себя Катя, – что, тебе мертвые головы никогда не снились?»
А они действительно ей снились. На конкурсе Катиных кошмаров им принадлежало первое место.
– Может, в догонялки? – предложила третья – с большими оттопыренными ушами. – Ты убегаешь, а мы тебя ловим. Если поймаем – тебе конец.
«Только не кричать, не кричать, – уговаривала себя Катя. – Если закричу на весь дом, вот сраму-то будет».
Катя закрыла глаза, мысленно досчитала до десяти. Когда она снова их откроет, кошмар исчезнет. Такое уже работало. Но не в этот раз. Головы и не думали убираться. Они все так же нависали над Катей и злорадно посмеивались.
– Опять не вышло? – ощерилась пеньками гнилых зубов четвертая голова.
«Они ничего мне не сделают. Они ненастоящие, ненастоящие, ненастоящие», – повторяла Катя внутри себя, как заклинание.
– Может, тебя укусить? – оскалилась пятая, косматая, с проваленным носом.
– Убирайтесь из моего сна, – прошептала Катя. – Вы ненастоящие.
– Уверена? – спросила с кривой ухмылкой самая крупная голова.
– Уверена, – тихо ответила Катя.
Но это было неправдой.
– А давайте ее сожрем, – вдруг предложила еще одна, обнажив длинные желтые зубы.
Все головы как по команде клацнули челюстями и облизнулись. Самая крупная угрожающе приблизилась к Кате, прямо к лицу. Из гниющего рта пахнуло протухшим мясом.
– Чур я откушу ей нос, – заявила первая голова, прицеливаясь.
– А я ухо, – вторила ей другая.