Вечерами, когда случалось быть в лагере, мы втроем ложились на сено и слушали далекие орудийные залпы. Любили мы посматривать и в звездное небо. Там теперь часто мелькали огоньки наших самолетов. Они шли на запад. Любили мы слушать и Апанасовы разговоры.
— Придут наши, — мечтал он вслух, — так я первым делом на газеты накинусь. Каждую газету за эти два года, что без меня выходила, прочитаю. А после сразу на паровоз — и даешь Берлин! Я, дрозды, еще полетаю по чугункам.
На следующий день мы опять пошли в городок. Сведения принесли очень важные: вся станция забита эшелонами — немцы собирались убегать. Вместе с радостными вестями принесли несколько пачек немецкой махорки для дядьки Апанаса. Мы считали, что это последняя махорка и носить ее нам больше не придется.
Апанаса Медведьки в лагере не было, он пошел с группой на чугунку. Командир отряда не дал нам отдохнуть и послал на новое задание. Но мы и не чувствовали усталости — ведь такое задание, которое теперь выпало на нашу долю, можно было выполнить только один раз в жизни. Фронт был совсем близко, и командир посылал нас, чтобы установить связь с наступающими частями нашей армии.
Мы шли всю долгую осеннюю ночь, а на другой день ранним утром в совхозе, поблизости от городка, увидели наших. Трое хлопцев-разведчиков, чуть постарше нас годами, были первыми воинами, которых мы увидели. Мы поздоровались, как солдаты, как старые знакомые. Разведчики, поговорив с нами, попросили немного подождать и скрылись в лесу. Там, наверно, была рация, так как через час в совхоз вступили войска.
Двое разведчиков пошли с нами в партизанский лагерь. Дорогой они попросили закурить, и мы отдали им немецкую махорку, ту, что не успели передать дядьке Апанасу. Мы думали, они будут ругать табак так же, как и дядька Апанас, но они курили и не ругали немецкую продукцию. В лагере первым, кого мы увидели, был дядька Апанас. Он бежал к нам, неловко подбирая полы своей немецкой шинели, и на глазах у него, кажется, были слезы. От волнения он не мог выговорить слова, только пожал разведчикам руки и пошел рядом с нами.
— Дайте, хлопцы, закурить, — наконец промолвил дядька, и его голос задрожал. — Сыграли мы уже немцам на чугунке прощальный марш.
Разведчики переглянулись, посмотрели на нас и протянули Медведьке свои кисеты. Он торопливо скрутил цигарку, прикурил и глубоко затянулся.
— Ну, спасибо вам, хлопчики, сразу почувствовал настоящий вкус. Вы даже не знаете, какую дрянь мы тут курили.
Мы с Тишкой тоже закурили тогда за компанию. И мы поняли еще, что поздняя осень может быть удивительно похожа на солнечную весну. Эх, махорочка!..
СИДОР И ГАРАСЬКА
В полдень, когда солнце стоит над самой головой, рельсы нагреваются так, что на них страшно ступить босой ногой. Если от того места, где ремонтная бригада делает «разгонку», посмотреть вдоль железнодорожного полотна, то оно кажется речкой, а над ней дрожит, переливается дымчатое марево. В это время бригада обыкновенно усаживается обедать. Путейцы, преимущественно мужчины в годах, медленно идут в холодок, достают краюшки хлеба и бутылки с молоком. Без обеда слоняется только Гараська, похожий на цыгана парень, с глазами, как сливы. Живет Гараська без присмотра, ночует у тетки, она ему такая родня, о которой говорят: «десятая вода на киселе». Об этой тетке еще говорят, что у нее зимой льда не выпросишь. Но Гараська не из тех, кто слишком задумывается над невзгодами судьбы.
Ровно в полдень, как по часам, на горизонте появляется длинная, словно жердь, фигура путевого обходчика Сидора. Его будка стоит неподалеку от места работы ремонтников. Сидор так медленно переставляет ноги, почти не сгибая в коленях, что кажется, идет он по узкой ненадежной перекладине. Гараська уже наготове. Примостившись на краю насыпи, он внимательно следит за Сидором.
— Рубль двадцать, сыр с маслом, — декламирует он в такт осторожным шагам Сидора.
В кустах слышится приглушенный смех. Все с интересом ждут бесплатного спектакля, который ежедневно разыгрывает Гараська.
— Поставь Сидору на голову стакан с водой, так он весь участок обойдет и ни капельки не разольет, — высказывает свои наблюдения Гараська.
Но самое интересное начинается тогда, когда Сидора приглашают покурить. Гараська, опустив глаза в землю, тихо подсаживается к мужчинам. Лицо его выражает смирение, и Сидор, бросив раза два настороженный взгляд в сторону хлопца, успокаивается.
— Дядя Сидор, — кротким голосом начинает Гараська. — Рассказывали, что вы вчера по грибы ходили. Ну как, много набрали?
ebooksa