Исповедь

— То обычный дурак, а то наш, медицинский, армейский! — Девица нервно хихикнула. — Все дело в фантах.

— Под стол, что ли лезть? — Пьяно-благодушно поинтересовался я.

— Ну ты, старшой, даешь! Неужто не знаешь?

— Не-ет…

— Проигравшие снимают с себя одну часть туалета…

— Какого туалета?

— Ну рубашку, там…

— И…

— И до упора… Ох, ну ты меня прямо заставляешь краснеть… Неужели не знал?

— Не приходилось.

— Ничего, разберешься. Дело не хитрое.

Игра пошла. Пьяный — пьяный, но сообразил, что играем в одни ворота. Все старались закидать команду начфина. Он вяло отбивался, не желая стать первой жертвой, но безрезультатно. Пришлось начфину стащить рубашку, а его девицам платья. Женщины делали это обыденно, по-деловому, не смущаясь. Неровно ступая, показно расскованно, чуть пошатываясь дошли до шкафа и повесили платья на тремпеля. Оставшись в одних нижних нейлоновых кружевных рубашках и чулках, вернулись на пол. Уселись. Начфин неглядя просто зашвырнул рубашку за спину, оставшись в сереневой трикотажной казенной майке.

Теперь взялись за нас. Разгромили. Пришлось разоблачаться нашей команде. Снова принялись за начфина. Он лишился майки, а его напарницы — рубашек.

— Может выключить свет. — Предложил начфин.

— А, что без света увидим? Не сачковать…

— Сдавай… Козыри… Подкидывай… Бей… Оп-па!

Очень скоро очередь дошла до бюстгальтеров, брюк, потом до трусов. Сатиновые казенные трусы с сопротивляющегося понарошку начфина девицы стащили под хихиканье и шуточки.

— А, вот почему он хотел выключить свет! Давай, давай — теперь ножку, вторую.

Оголенный начфин сначала смущенно прикрывался, а затем плюнул на все и вошел в раж, изо всех сил стараясь заставить и остальных очутиться в подобном положении. Однако вновь проиграл. Больше снимать было нечего. Пришлось оголяться девицам.

— Оп-па. — Они решительно освободились от всего.