Искупление

— И што ш это вы привешли? — Наконец не выдержала и прошамкала самая древняя соседка.

— Да, это так, железяки разные… с дачи. — Бодренько попытался отбрехаться дед.

— Какой же такой дачи? Еще вчера и дачи у вас никакой не было? — Вступила соседка помоложе.

— Так не нашей дачи, друзей одних. Им без надобности, вот они нам и отдали…

— Как же, как же… отдали да еще и ящики запаковали, полосочками железными обшили… Да тут одни ящики каких денег стоят.

— А я говорю — железяки разные! — Возопил вконец расстроенный и рассерженный дед, отпустив неожиданно край ящика. Я в одиночку не удержал свой край и деревянная махина рухнула перед перепуганными насмерть старушками. Как ни крепко казалась сбита дощатая конструкция, но железяки действительно запиханные в её нутро проломили бок и с развеселым лязгом раскатились перед женщинами по асфальту.

— Бабоньки, действительно железяки. Ну, извини, Соломоныч, извини. Мы тут промеж собой решили, что посылки какие из-за границы получил…. импортные. Вон, глядь, по иностранному вроде писано… А ты и впрямь железяки домой тащишь… Хлам всякий… Ох, и достанется тебе когда-нибудь от жены да дочки…

* * *

Потом, позже, уже в Австрии, Италии, Америке мы не раз благодарили непреклонную тетеньку-кассиршу, избавившую семью от совершенно лишней, добавочной головной боли. Нам не пришлось выкупать за последние доллары абсолютно ненужные ящики, тащить по узкой лестнице на третий этаж в аппартмент. Всё только для того, чтобы распаковав железки никогда больше к ним не прикоснуться. А вполне работоспособный пылесос заодно с цветным телевизором мы прогуливаясь с эрделькой нашли выставленным кем-то за ненадобностью на улицу, буквально через неделю после вселения в аппартмент и притащили к себе, и пользовались преспокойно несколько первых самых трудных лет. Но в Харькове мы об этом, естественно, ещё не знали и болезненно переживали неудачу.

Вопрос с железяками так или иначе уладился, но на повестку дня встал новый, ещё более актуальный. Оказалось, что везти в самолете собаку можно только в клетке. Наш гордый эрдель никогда в жизни не сидел ни под замком, ни в конуре. Он вообще только один раз в жизни на пару часов остался один, без своих собачих родственников. Опыт правда закончился весьма печально, стараясь во что бы то ни было воссоединиться, здоровенный кобель содрал всю обивку с запертых дверей и орал во всё горло так, что мы услыхали родной нежный басок ещё подъезжая на трамвае к дому. Правда, семейный совет решил не наказывать пса, сочтя мотивы его поведения вполне обоснованными. Теперь выбора не было, и предстояло сооружать клетку.

Дальний родственник, собирающийся в дорогу вслед за нами по тому же маршруту, к счастью работал инженером-строителем на предприятии коммунальных услуг, проще говоря на кладбище. Материал у него кое-какой имелся. Фанера, досочки. Вот он и вызвался соорудить временное прибежище для пса. Мы долго обмеряли будущего постояльца рулеткой, до хрипоты спорили о размерах переносного дворца. В результате готовое изделие три здоровенных кладбищенских грузчика с огромным трудом еле втащили в квартиру и установили посередине самой большой комнаты. Поочередно во внутрь забиралась мама, потом бабушка, потом я. В клетке было хорошо, просторно. Залазить отказались только дедушка и эрдель, один сослался на радикулит, а другой только подозрительно обнюхал сооружение, зло зарычал и, гордо подняв короткий хвост, отошел в сторону.

На следующий день мы пригласили на смотрины готовой клетки одного бывалого человека, не раз провожавшего эмигрантов в дальний путь и познавшего все тонкости и премудрости багажного дела. Он немедленно поднял нас на смех, объявив, что такая громадина ни в один самолет не влезет, что клетка, во-первых, должна быть раза в четыре меньше, а, во-вторых, решеточки нужны не деревянные, а сделаные из дюраля лыжных палок. Тут нам инструменты послужили в последний раз. Всю ночь мы дружно резали, сверлили, пилили и клеили деревяшки. За день до торжественного убытия клетка оказалась одобрена и собака, прикормливаемая колбаской, впервые согласилась залазить внутрь.

Мы покидали родные края всё в том же безрессорном стареньком автобусике. Соседки плакали, желали счастливого пути, обнимались с дедом и бабушкой. Те тоже плакали, желали счастливо оставаться и благополучно пережить Перестройку. Прощание рисковало надолго задержать наш отъезд, но тут прибежала длинная, голенастая, страшно худая дворничиха Дуська и проорала надсадно, что в магазине по талонам дают стиральный порошок и сахар. Все мгновенно забыли нас и разбежались отовариваться. Бабуля по инерции было дернулась бежать вместе со своими товарками, но вовремя вспомнила об раздаренных талонах и лишь уселась поплотнее в кресле. Семейство пересчитало места, успокоилось и автобус покатил на вокзал.

* * *

Всё последующее слилось для меня в сплошной комок отрывочных, суматошных воспоминаний. Рекетиры прицепившиеся к нам на Курском вокзале….

Зал ожидания в Шереметьево-2 заполненный казахстанскими немцами улетающими в Германию и украинскими евреями летящими в Австрию…

Очень красивая девченка, отбывающая с мамой в Австралию и потому страшно гордая…

Ночь перед таможенным досмотром…

Неугомонная мамочка в который раз перебирающая наши неподъемные чемоданы и раздающая лишнее друзьям и родственникам.

Ночной досмотр, когда ошалелый чиновник обнаружил в собачьей клетке нелегально от мамы провозимые дедом пять наиболее любимых логарифмических линеек и дрель. Он очень удивился, тщательно осмотрел, проверил и разрешил пропустить это добро через границу, правда тут уже воспротивилась мама и заставила бедного дедушку вручить сии бесценные сокровища провожающей нас племяннице.

Вообще, своим подбором вывозимых вещей мы так удивили таможенную бригаду, что из всего груза они изъяли только фотографию молодого деда в военной форме. Так, больше для порядка…

А обнаружив в чемодане деда сунутую кем-то впопыхах брошюрку на украинском языке «Шо треба знаты про венерични хворобы»,  они перестали принимать нас всерьез и пропустили, ограничившись лишь чисто формальным поверхностным пощупыванием содержимого чемоданов. Ну что взять с сумасшедших? Пусть уж едут, может хоть там вылечатся…