— А что, его разбило в щепы на мели?
— Вернее будет сказать, что из-за него на мели оказался я, — заметил Лауден. — Не сумел преодолеть трудностей.
— А шантажом занимались? — осведомился Хэвенс.
— Само собой разумеется! — кивнул Лауден.
— Выгодное дело?
— Видите ли, я человек невезучий. А так, наверное, выгодное.
— Вы узнали чью-нибудь тайну? — спросил уроженец Глазго.
— Великую, как этот океан.
— Тайну богача?
— Не знаю, что вы называете богачом, но эти острова он мог бы купить и не заметить, почем они ему обошлись.
— Ну, так за чем же дело стало? Вы не могли его разыскать?
— Да, на это потребовалось время, но в конце концов я загнал его в угол и…
— И что?
— Все полетело вверх тормашками. Я стал его лучшим другом.
— Ах, черт!
— По-вашему, он не слишком разборчив в выборе друзей? — любезно осведомился Лауден. — Да, пожалуй, у него довольно широкий круг симпатий.
— Если вы кончили болтать чепуху, Лауден, — сказал Хэвенс, — то нам пора идти ко мне обедать.
За стенами клуба во мраке ревел прибой. В темной чаще кое-где мерцали огоньки. Мимо по двое и по трое проходили островитянки, кокетливо улыбались и снова исчезали во мгле, а в воздухе еще долго держался запах пальмового масла и цветов франжипана. От клуба до жилища мистера Хэвенса было два шага, и любому обитателю Европы они показались бы двумя шагами по волшебной стране. Если бы такой европеец мог последовать за нашими двумя друзьями в дом, окруженный широкой верандой, и в прохладной комнате с жалюзи вместо стен сесть с ними за стол, на белую скатерть которого падали цветные тени от бокалов с вином; если бы он мог отведать экзотические кушанья: сырую рыбу, плоды хлебного дерева, печеные бананы, жареного поросенка с гарниром из упоительного мити и царя всех подобных блюд — салат из сердцевины пальмы; если бы он мог увидеть и услышать, как некая прелестная туземка, слишком скромная для супруги хозяина и слишком властная для любого иного положения, то появляется в столовой, то исчезает, браня невидимых помощников, а потом мгновенно очутился в родном лондонском пригороде, он сказал бы, протирая глаза и потягиваясь в своем любимом кресле у камина: «Мне приснилось дивное местечко! Ей-богу, это был рай!» Однако Додд и его хозяин давно уже привыкли ко всем чудесам тропической ночи, ко всем яствам островной кухни и принялись за еду просто как люди, давно проголодавшиеся, лениво перебрасываясь словами, как бывает, когда немного скучно.
Вскоре разговор коснулся беседы в клубе.
— Вы никогда еще не болтали столько чепухи, Лауден, — заметил Хэвенс.