– К чертям! – воскликнул кузен. – Забудем старые обиды, подумаем о перспективах.
Тут Зоя удивилась: какие могут быть перспективы в таких брюках, точнее, вообще без оных? Похоже, Аметистов имел наглость явиться к ней прямо в подштанниках.
– Ах, сестренка, я вижу, ты по-прежнему одинока и, может быть, даже снова стала девственницей, – отвечал кузен. – Только девственница может спутать мои брюки, вполне приличные в узком кругу сознательных пролетариев, с подштанниками.
– Никакая я не девственница и отродясь ей не была, – отвечала Зоя, – а ты, будь любезен, немедленно надень нормальные брюки. Да вот хоть у него позаимствуй.
И она указала на Буренина, одетого во фрачную пару. У того сделался испуганный вид, и он попятился, почему-то прикрывая руками гульфик.
– Никак невозможно, – бодро ответствовал Аметистов, – у него не наш размер. Его брюки будут нам по колено. Но! У нас есть идея, ýнэ петите идэ[18]! Тут был разговор о каком-то хахале. Я знаю твои вкусы, ты любишь мужчин высоких и статных. Это значит, что его брюки будут мне в самый раз. Или твой кавалер босяк, и у него одни штаны на все случаи жизни?
– У Обольянинова столько штанов, что тебе и в страшном сне не приснится, – сердито отвечала Зоя. – Но с какой стати он должен делиться с тобой самым дорогим?
– Потому что иначе я так и буду ходить тут в подштанниках и позорить твое незаконное предприятие, – бодро отвечал кузен, рыская глазом по шкафам.
– Мое предприятие – самое законное из всех, которые ты когда-либо видел, – нахмурилась Пельц.
– Товарищи из ЧК держатся того же мнения? – осведомился Аметистов. – Или они здесь пока не бывали?
Зоя посмотрела на него с тихой яростью, что-то прикинула и сказала неожиданно смиренно.
– Хорошо, я дам тебе брюки.
– А я за это, – подхватил Аметистов, – я за это просто озолочу тебя! Верь моему слову, деточка, это слово джентльмена и кирасира.
– Какого еще кирасира? – изумилась Пельц.
– Ну как, неужели ты не знала, что я бывший кирасир? – и Аметистов сделал совершенно кирасирское выражение лица.
Зоя посмотрела на него с неожиданной нежностью.
– Пустобрех, – сказала она, – не вздумай говорить такого при людях.
– Разумеется, – отвечал кузен, – зачем советской власти знать про мои старые грешки? Большевики расстреливали людей и за гораздо меньшие провинности, не так ли, Буренин?
И он строго посмотрел на тапера.
– Понятия не имею, – отвечал тот, не моргнув глазом. – Я никого не расстреливал и меня никто не расстреливал.
ebooksa